Ее считают городской сумасшедшей из-за того, что подкармливает целые стаи окрестных кошек

Давно не видела свою старую знакомую, и вот мы созвонились, договорились о встрече. Когда-то, много лет назад работали вместе в одном отделе бухгалтерии, вместе страдали от злой начальницы, жаловались друг другу на несправедливости этого мира. У нее была хорошая семья, двое детей. Я тоже была семейной, и поэтому мы обменивались детскими вещичками, рецептами вкусных пирогов. Как-то пару раз я была у нее в гостях, она была прекрасной хозяйкой и матерью. 

Дружба оказалась плодотворной, она мне многое дала в практическом смысле. Но потом коллега уволилась. Через два года и я перешла в другую организацию, и наши встречи становились все реже. Да и звонить особо не хотелось: общих тем для разговоров теперь почти не было, а болтать просто о погоде казалось скучным занятием.

Неожиданно мы столкнулись в центре города, и она пригласила в гости. Я подметила, что она еще больше похудела, между бровей залегла какая-то тревожная морщина. Короткая стрижка черных волос выглядела по-мальчишески, и вообще она стала какая-то угловатая, сутулая, немного печальная. 

Заходя в знакомый когда-то двор, издалека заметила ее сухую фигурку. Она осторожно озиралась как будто боялась кого-то. Завидев меня, приложила палец к губам, как будто делает что-то нехорошее и просит меня молчать. Глазами показала на двух старух, сидящих на скамейке у дома. В руке ее был наполненный чем-то пакет.

Подойдя ко мне боком, она зашептала, чтобы я села на другую скамью и прикрыла ее. С трудом в конце концов я поняла: моя давняя знакомица вынуждена тайком творить добрые дела. Таким образом она кормила кошек, спрятавшихся в подвале чужого дома. Под видом, что разговаривает со мной, она быстро нагибалась и кидала в подвальное оконце куриные горлышки и лапки.

- Если эти кикиморы меня заметят, заорут, да еще и побить могут, - шептала она как заговорщица, и я с ней чувствовала себя причастной к чему-то криминальному.  

Я задумалась. Моя знакомая в почти пятьдесят лет крадучись в родном дворе как вор кормит тощих кошек. В жилом доме она потихоньку, как тень пробирается по вечерам и запускает местных бездомных котиков в подъезд. 

Нынче зима была под сорок градусов, и довольно долго, прямо с начала декабря. Так и вижу мысленно, как она маячила сначала у темных окон своей квартиры на первом этаже, потом уже - в опустевшем ледяном царстве смерти -зимнем дворе жилого дома. Среди сотен квартир четырех домов ее двора - всего одна живая тень! Тоненькая тень прячется от себе подобных для того, чтобы накормить живые души.

Всего одна тень среди тысяч похожих, но равнодушных!

- Только подумай! – горячилась она позже, когда мы пили чай с ее знаменитым яблочным пирогом. - Общество настолько ополчилось против таких как я, имеющих души и сострадание, что мы с еще одной соседкой вынуждены были превратиться в безликие тени, чтобы продолжать творить добро. Там, за слепыми окнами квартир, офисов и богатых коттеджей маячит парочка таких как мы - последних представителей добра на Земле. Доброта почти перестала существовать. Ее почти нет. Сама доброта превратилась в серые, незримые тени. Доброта - не модна, она гонима и презираема равнодушным обществом. Она - на отшибе жизни, но она, то есть мы тихонечко спасаем кого-то и покорно ждем судного дня.

Она рассказала, что дети разъехались в другие города, муж давно умер. От скуки и тоски завела котенка. Потом – второго. Теперь в ее доме восемь кошек. И она кормит всех котов и кошек в округе. Почти все соседи ее ненавидят или, как минимум, не понимают. При встрече шипят, называют кошатницей или просто сумасшедшей.

 - Ну, вот скажи, разве быть милосердным, не обижать ближнего, помогать слабому – это разве ненормально? – наивно хлопая глазами, доверчиво спросила она меня на прощание. У ног ее в стоптанных, наверное, еще бабушкиных жестких кожаных галошах терлись черный кот и рыжая трехцветная кошечка. Воздух был сперт и ужасно пахло кошачьей мочой. Все это было красиво и на словах – правильно. 

Но у меня не было четкого ответа.