Из семьи стали пропадать деньги, а муж делал вид, что не при делах

Я считала нашу семью крепостью. Двенадцать лет брака с Денисом, двое замечательных детей, стабильная работа, уютная квартира – все было прочно, надежно. Мы не купались в роскоши, но денег хватало на всё необходимое и даже на маленькие радости. Я вела бюджет скрупулезно, записывая каждую копейку, и Денис, казалось, полностью доверял мне в этом. До недавнего времени. 

Сначала это были мелочи. Пятьсот рублей из кошелька, который я оставляла на тумбочке. Тысяча, которую, по словам Дениса, он "точно положил в общую кассу" – но я ее не нашла. Я списывала на свою забывчивость, на его рассеянность. Но суммы начали расти. Пропали три тысячи, отложенные на новый школьный рюкзак для сына. Потом – пять, будто растворились из конверта на коммуналку. 

Я завела разговор. 

— Денис, ты не в курсе, куда делись деньги с полки? Пять тысяч? На коммуналку как раз не хватает. 

Он даже не оторвался от телефона. 

— Не знаю, Наташ. Может, ты куда-то потратила и забыла? Или дети взяли? — Его голос был невозмутимым. — У меня своих хватает, зачем мне твои копейки? 

— Мои копейки? Это наши деньги, Денис. Наши общие. И пропадает их слишком много. 

Он пожал плечами. 

— Ну не знаю, что тебе сказать. Ищи лучше. Может, мышь сожрала. — Он усмехнулся своей шутке и снова уткнулся в экран. 

Это "мышь сожрала" стало его мантрой. На каждую пропажу – одно и то же. Я начала следить. Не за деньгами – за ним. За его телефоном, который он теперь никогда не оставлял без присмотра, за его внезапными "задержками на работе", за необъяснимой нервозностью, когда я брала в руки его куртку. 

Истина нашла меня сама, как это часто бывает. Он оставил телефон, уходя в душ. Сообщение всплыло на экране: "Пап, ты успеешь? Мне срочно нужны эти деньги на лекарства ". 

Мое сердце остановилось. 

Мир рухнул. Двенадцать лет. Двое детей. И где-то там – третий. Больной. Тайный. Обеспечиваемый нашими деньгами. Деньгами, которые он воровал под шутки про мышей. 

Я встретила его у двери. Телефон с сообщением – в моей руке, как улика. Все его напускное спокойствие испарилось. 

— Наташ, я могу объяснить... — начал он. 

— Объясни, — сказала я. — Объясни, когда родился? Объясни, сколько лет ты врешь мне в глаза? Объясни, как мог красть у своих детей, чтобы платить за другого? 

Он попытался схватить меня за руку. 

— Это было давно... до нас! Я не знал сначала... А потом она появилась, ему поставили диагноз... Я обязан был помочь! Ты же понимаешь? Он мой сын! 

— Твой сын, — повторила я. — А Саша и Маша? Они чьи? Мои? Или они для тебя просто источник денег для твоей настоящей семьи? 

— Не говори так! — он повысил голос. — Я люблю вас! Но он болен... 

— И ты предпочел воровать и лгать, вместо того чтобы прийти и сказать правду? Сказать: "Наташа, у меня есть ребенок, он болен, нам нужно помочь". Смелости не хватило? Или совести? 

Он молчал, опустив голову. 

— Собирай вещи, — сказала я. — Возьми то, что успеешь. Ключи оставь. 

— Наташ, подожди! Куда я пойду? Мы можем поговорить... 

— Ты пойдешь туда, где тебя ждут. К своему сыну. А здесь тебе больше не место. Наша крепость, Денис, — я посмотрела в его растерянные глаза, — оказалась картонной. И ты сам ее сжег. 

Он пытался что-то сказать, но я просто развернулась и пошла в детскую. Закрыла дверь. Слушала, как он, бормоча что-то невнятное, шаркает по коридору, как хлопает входная дверь. Крепости не было. Была я. И двое детей, для которых я теперь должна была быть и крепостью, и щитом, и всем миром. Одна. С осколками доверия под ногами и ледяной пустотой на месте сердца.