Когда мы собираемся всей семьей на даче за столом, сосед начинает косить газон

Наша дача – мой островок спокойствия. После городской суеты, вечного цейтнота на работе, этих пробок, что высасывают душу, выходные за городом – святое. И самое драгоценное в них – наши вечерние посиделки. Когда дети, уже взрослые, но все равно мои малыши, муж, иногда заглядывают друзья – все собираются за большим дубовым столом на веранде. Самовар потрескивает, чай с мятой пахнет летом, тарелка с клубникой из своего сада… Мы говорим. Обо всем. О работе, о планах, о смешных случаях, о том, что на душе. Это время тишины, понимания, той самой настоящей связи, которой так не хватает в буднях. Наш «тихий час», как шутя называет его муж. 

И вот однажды, как только разлили первый чай, только начали погружаться в этот уютный мирок разговоров, со стороны соседнего участка раздался резкий, наглый, невероятно громкий рев газонокосилки. Будто гигантский разъяренный шершень поселился у забора. Сосед, Петр Семеныч, человек в целом не злой, но, видимо, совершенно не задумывающийся о других, принялся методично выстригать свой и без того короткий газон. 

Мы смолкли. Слова терялись в этом грохоте. Попытки перекричать – смешны и утомительны. Я видела, как помрачнели лица детей, как муж раздраженно постукивал пальцами. Сердце упало. Но я подумала: «Ну, косит и косит. Свободная страна. Не могу же я ему запретить стричь собственный газон!» Стиснула зубы, мы перешли на крики и жесты, вечер был безнадежно испорчен. 

Я надеялась, что это случайность. Но нет. Через неделю – та же картина. Только чашки расставили, только первые фразы прозвучали – и опять: «Вжжжж-р-р-р-р-р!» Петр Семеныч, будто подгадав, выкатил свою адскую машину. Еще через выходной – снова! Его «час» для стрижки явно совпадал с нашим «тихим часом» для общения. Случайность? Не верю.

Терпение лопнуло. На следующий день, утром, когда газонокосилка молчала, я решительно направилась к соседу. Он копался в гараже.

— Петр Семеныч, добрый день, — начала я. — Можно вас на минуточку? 

— А, Зоя Михайловна! Здравствуйте! — он вытер руки. — Что случилось? 

— Случилось то, — я посмотрела ему в глаза, — что вы почему-то очень любите косить свой газон именно в субботу ровно в семь вечера. 

Он на мгновение смутился, но тут же нашелся: 

— Ну, время удобное… После жары. Да и трава лучше стрижется. 

— Возможно, — кивнула я. — Но видите ли, Петр Семеныч, это время для нас — святое. Единственное за неделю, когда вся семья собирается за столом, чтобы просто поговорить. Без телевизора, без гаджетов. Пообщаться. А ваш… очень шумный агрегат, — я кивнула в сторону газонокосилки, — делает это абсолютно невозможным. Мы не слышим друг друга. Вечер испорчен. Уже три недели подряд. 

Он покраснел немного, потоптался на месте. 

— Ой, ну я же не знал… — пробормотал он. — Думал, просто стригу, никому не мешаю… 

— Мешаете, Петр Семеныч. Очень мешаете, — моя интонация не оставляла сомнений. — Могли бы вы, пожалуйста, перенести стрижку на другое время? Хотя бы на час раньше или позже? Или на утро воскресенья? Поверьте, мы будем вам невероятно благодарны. 

Он молчал, рассматривая свои замасленные ботинки. Потом поднял взгляд. В нем читалось и досада, и некое осознание. 

— Ладно, Зоя Михайловна, — вздохнул он. — Извините, если что. Не подумал. Буду утром косить. Или в будни, если получится. 

— Спасибо вам большое, — я искренне улыбнулась. — Очень ценим. 

В ту же субботу, ровно в семь, мы сели за стол. И – о чудо! – тишину нарушало только стрекотание кузнечиков да наши голоса. Никакого «Вжжжж-р-р-р-р-р!». Петр Семеныч сидел на своей веранде, мирно попивая чай. Слегка мне кивнул. 

Я налила чаю детям, посмотрела на их оживленные лица, на мужа, который ловил каждое слово сына. Тишина была не просто отсутствием шума. Она была наполнена смыслом – смехом, теплом нашего общего «часа». И больше ничто его не нарушало. Простое человеческое слово, сказанное вовремя и без агрессии, оказалось сильнее самого громкого мотора.