Мама решила пойти на принцип и отсудить у меня наследство

Знаете, что самое мерзкое в людях? Даже не жадность. А вот это вот их внезапное «чувство справедливости», которое просыпается ровно тогда, когда речь заходит о бабках. В прямом и переносном смысле. Моя родная мамаша подала на меня в суд. Представляете? Мать на дочь. А все из-за бабушкиного завещания.
Сидим мы как-то с подругой Иркой на кухне, пьем чай, и я ей эту историю рассказываю. До сих пор не верится.
— Представляешь, — говорю, — приезжает она, вся такая из себя ухоженная, с маникюром и шмотками из бутика. Не на кладбище, нет! На девятый день после похорон. Я ей сразу сказала: «Мама, по завещанию бабушка всё мне оставила». А она мне в ответ так холодно, будто мы не родные, а на переговорах: «Это неправильно. Я твоя мать и имею право на половину».
— Да ты что?! — Ирка чуть чаем не поперхнулась. — Так это же та самая, которая лет десять назад в Москву с новым мужем смоталась? Та, что про вас забыла?

— Та самая, — киваю я. — Десять лет ни звонка, ни письма. Бабушка болела, я одна ухаживала, в долги влезала на лекарства, потому что моя «благополучная» мамаша даже трубку не брала. А теперь, когда всё позади, появляется с видом королевы и требует свою долю. Я у неё прямо спросила: «Зачем тебе это? У тебя же муж-бизнесмен, ты по курортам катаешься. Тебе эти гроши что, жизнь изменят?»
А она смотрит на меня своими подведенными стрелками глазами и выдает: «Дочка, я не в деньгах нуждаюсь. Я — из принципа».
У меня в глазах потемнело. Вот так всегда. «Дело принципа» — это бросить старую мать и дочь, а потом, когда тебя вычеркнули из жизни всерьез и надолго, вдруг вспомнить о своих «кровных» правах.
— И что это за «имущество»-то? — спрашивает Ирка. — Небось, золотые прииски?

— Ага, щас, — усмехаюсь я. — Трешка в панельной хрущевке, которой лет больше, чем мне, и дача с таким домиком, что после дождя лужи внутри выметаю. Для меня, конечно, это небо с охапкой звезд. Своя крыша над головой, не надо снимать, на огороде картошка своя — хоть какая-то экономия. А если все это пустить с молотка, то наскребем, в лучшем случае, миллион. Ну, полтора, если очень повезет.
— И она из-за каких-то пятисот тысяч судится? — удивляется Ирка. — Да это для нее один отпуск на Бали!
— Вот и я про то! Для меня эти деньги — год, а то и два жизни без долгов и с чистой головой. А для нее — пара сумок из новой коллекции. Но нет, ей «принципиально». Принцип ее, видишь ли, в том, чтобы не проводить свою мать, а через неделю требовать с дочери денег.
В общем, я ей наотрез отказалась что-либо добровольно отдавать. Бабушка этого бы не хотела, она до конца своих дней не могла простить дочери того, что та нас бросила. Мама тогда хлопнула дверью и сказала, что будет судиться. Мол, как прямой наследнице первой очереди, ей по закону что-то там положено, невзирая на завещание.
Суд через месяц. И знаете, что я вам скажу? Если она думает, что я сдамся без боя, то она меня совсем не знает. Раньше для меня это была просто несправедливость. А теперь это и мое дело принципа. Я сделаю всё, чтобы она не получила ни копейки. Ни ко-пей-ки. Пусть судится. Я готова.