– Мама, я на ней женюсь, – сказал сын, когда привел в дом мою ровесницу

Сердце мое сжалось, когда Максим, мой единственный сын, привел в дом ее. Женщину, которая могла бы запросто быть... моей подругой. Ей сорок восемь. Мне – пятьдесят три. А Максиму? Двадцать восемь.
 
Воспитывала я его одна, с трех лет. Муж смылся – наш мир сузился до нас двоих. Рос застенчивым и домашним. Я и радовалась его спокойствию, и... чего греха таить, немного боялась, что так и останется со мной навсегда.
 
Потом он устроился в солидную фирму, рядом с домом. И начал задерживаться. Возвращался с таким сиянием в глазах, что я сразу поняла: влюбился. Ну что ж, пора. Готова была отпустить... до того вечера в парке.
 

Шла я домой, а навстречу – Максим, под ручку с женщиной. Взгляд его горел так, что сомнений не осталось. А она... Высокая, ухоженная, но с такими усталыми глазами. И морщинки у губ. Старше. Намного старше.
 
— Мама, знакомься, Лика! — Максим сиял. — Мы вместе работаем!
 
Я кивнула, улыбаясь. Дома сдержаться не удалось.
 
— Максим, ей... сколько? Тебе же только двадцать восемь!
 
— Сорок восемь, мам. И что? — Он отмахнулся. — Ты не представляешь, какой это человек! Умная, добрая... Я таких не встречал!
 
— Сынок, — голос мой дрогнул, — а много ты их вообще встречал? До Лики? Ноль! Разве это не инфантилизм — сразу на первую встречную, которая тебе в матери годится?
 

— Мам, хватит! — Он резко встал. — Она была замужем, да. Дети взрослые, живут отдельно. Какая разница? Я люблю ее!
 
Мой кошмар начался тогда. Каждый день — битва. Я твердила, втолковывала, умоляла:
 
— У вас разные миры! Тебе — карьера, тусовки, спорт! Ей — давление мерить да таблетки пить! Через пять лет ты будешь в силе, а она — бабушка! А внуки? Максим, внуки?! В ее возрасте шансы... ты понимаешь? Это же риск!
 
Он глух. Как стена.
 
А вчера — удар:
 
— Мама, мы женимся. Лика переезжает сюда.
 
Холодный ужас пробежал по спине. Сюда?
 

— Максим, — выдохнула я, — мы же обе... зрелые женщины. Две бабушки на одной кухне? Это ад.
 
Он лишь пожал плечами, спокоен, будто договорился о пицце:
 
— Не хочешь — снимем квартиру. Не будем тебе мешать.
 
Сняли. Скоро она заберет его навсегда. Как образумить? Она вцепилась в него — последний шанс на кусок счастья перед пенсией. А мой мальчик? Наивный щенок, принявший опытную волчицу за спасительницу. Пыталась поговорить с ней, рационально: "Оставьте его, дайте ему жизнь прожить!" Наткнулась на каменную стену: "Не ваше дело".
 
Хорошая мать не успокоится. Ни в семь лет, ни в двадцать восемь. Я вижу пропасть, в которую он несется с улыбкой. И чувствую себя бессильной старухой, которой осталось только смотреть, как ее солнышко гаснет в чужих, слишком старых руках.