– Моей дочери жить негде, а ты думаешь только о себе! – заявил муж

Муж вернулся с работы, и по его лицу я сразу поняла – что-то случилось. 

— С Лерой беда, — выпалил он. — Ирина выгнала ее. Говорит, хватит кормить взрослую дочь. А работать Лера… ну, ты знаешь, не хочет. 

Лера, его дочь от первого брака. Двадцать три года, крепкое здоровье, законченный колледж, но свято верящая, что мир должен пасть к ее ногам просто так. Работать – ниже достоинства. Жила на полном обеспечении у матери, тратя деньги на наряды и кафе. 

— И что теперь? — спросила я, уже догадываясь. 

— Я сказал, чтобы она ехала сюда с вещами, — прозвучало твердо. — Не может же она на улице ночевать! Мы ее примем. На время. Пока не встанет на ноги. 

Вот значит как. Он уже решил. За нас. 

— Нет, Дима, — сказала я твердо. — Нет. 

Он вздрогнул, посмотрев на меня. В его глазах мелькнуло недоверие, потом гнев. 

— Как это «нет»? — голос его нарастал. — Моей дочери жить негде, а ты думаешь только о себе! У тебя сердце каменное? 

Эти слова обожгли. Я думала о наших детях, семи и девяти лет, которые убирают за собой игрушки и знают цену труду. Думала о нашей двухкомнатной квартире, где и так тесно. Думала о своих нервах, которые и без того на пределе из-за работы. Думала о нем, о Диме, который и так вечно уставший. Но больше всего – о Лере. О той, кого он хотел впустить в этот хрупкий мир. 

— Это не про каменное сердце, Дима, — я встала перед ним. — Это про здравый смысл и уважение к нашему дому. Ты предлагаешь приютить не беззащитного ребенка, а взрослую, здоровую женщину, которая сознательно выбрала паразитизм. Ты хочешь привести сюда не нуждающуюся, а ленивую. 

Он попытался перебить, но не получилось. 

— Погоди. Ты говоришь «на время». А что изменится? Что заставит ее вдруг захотеть работать, если здесь ее будут кормить, поить? Она придет сюда не как гостья в беде, а как принцесса, которой все обязаны. Она сядет на твою шею, а ты, из чувства вины перед первой семьей, будешь это терпеть. А я? А наши дети? Мы должны будем ютиться, наблюдать эту праздность, слушать ее капризы? Ты думаешь, это будет «помощь»? Это будет медленное отравление всего, что мы с тобой построили.

Я шагнула еще ближе. 

— Я не против помочь Лере. Но помощь должна быть разумной. Пусть идет в центр занятости. Пусть ищет любую работу – официанткой, курьером, продавцом. Мы можем помочь с курсами, если она захочет учиться. Можем дать денег на съем комнаты на первое время, если она устроится. Но взять ее сюда, где она будет лежать на диване и ждать, пока мы ее обслужим? Нет, Дима. Лентяйке, которая не хочет даже попытаться жить самостоятельно, в нашем доме делать нечего. Это не жестокость. Это уважение к нашему труду, к нашей семье. 

Он молчал. Гнев сменился разочарованием. 

— Значит, бросить ее? — прошептал он. 

— Значит, помочь ей встать, а не лечь, — поправила я. — Решение за тобой. Но под этой крышей – только на этих условиях. 

Я повернулась и вышла на кухню. Оставила его, с чувством вины и моими словами. В тишине решалась не только судьба Леры, но и что-то очень важное между нами. Я знала, что настою на своем. Ради него, ради детей. Ради нашего дома, который не должен стать прибежищем для чужой лени.