Мой отец бросил нас в детстве с долгами, а теперь пришел ко мне

Знаете, как это бывает? Одно воспоминание из детства, которое въедается в тебя на всю жизнь. У меня это — дверь, которая закрывается за спиной отца. Мне было пять. Он ушёл, оставив нас с мамой одних. И не просто так ушёл, а ввалив нам в нагрузку кучу долгов, которые мама потом выплачивала всё моё детство, буквально надрываясь на двух работах.
И самое удивительное? Мама, настоящий святой человек, несмотря ни на что, пыталась сохранить мне отца в жизни. Уговаривала: «Сынок, позвони папе», «Съезди к нему в гости». А ему, видите ли, это было не нужно. Я повзрослел и сам это понял. В один день просто перестал звонить. И знаете что? Он даже не заметил. Ни одного звонка с вопросом «а где мой ребёнок?» не последовало.
Вот с тех пор у меня в голове и засела одна мысль: я обязан стать успешным. Не для себя, сначала — для неё. Для мамы. Чтобы она, наконец, вздохнула полной грудью и купила себе не очередные заштопанные колготки, а что-то красивое. Чтобы не смотрела на ценники в магазинах с этой вечной усталостью в глазах.

Прошло тридцать лет. Скажу без ложной скромности — у меня получилось. Я — хозяин крупнейшей строительной компании в нашем городе. Сотни объектов, солидные обороты, всё такое. И за всё это время — ни единой весточки от отца. Ни «как дела?», ни «горжусь тобой». Тишина.
А потом он просто появился. У меня на пороге. Узнал, видимо, из каких-то сплетен о моих успехах.
Я открыл дверь и обомлел. Стоит немолодой уже мужчина, а взгляд бегающий, виноватый. Последний раз я видел его лет в семь, и то мельком. Он тогда купил мне на вокзале чупа-чупс, похлопал по голове и сказал: «На, держи. Большего ты, я считаю, не заслужил». И ушёл. А сейчас стоит тут, мнётся.

— Тебе что нужно? — спросил я, и голос прозвучал хрипло, будто не мой.
— Сын… Здравствуй. Выслушай меня, а? Обещаю, ненадолго, — он заглядывал мне в глаза, пытался улыбнуться, но получилось жалко.
Рука сама потянулась к двери, чтобы хлопнуть её перед его носом. Но что-то внутри ёкнуло. Любопытство? Злорадство? Не знаю.
— Ладно. У тебя есть пять минут. Говори, — я не стал приглашать его в дом, оставил стоять в дверном проёме.
Он вздохнул, посмотрел куда-то мимо меня и начал свой спич. Говорил, что всё понимает. Что я, наверное, ненавижу его, презираю, и он бы на моём месте чувствовал то же самое. Неестественная какая-то, заученная речь.
— Отец, давай уже к сути. Зачем пришёл? — я прервал его поток самосожаления.
— Помоги мне, сын. Денег нужно немного… — выпалил он.
Вот так. Ничего нового. Я нервно рассмеялся.

— Нет. Ни копейки. Всё, свободен, — я снова сделал движение, чтобы закрыть дверь.
Но он упёрся в неё рукой.
— Да как ты можешь так?! Мы же не чужие люди! Будь человеком!
— Какие же мы не чужие?! — взорвался я. — Мы стали чужими в ту самую секунду, когда ты решил, что твоя свобода дороже нас! Ты бросил нас! Маму, меня, долги!
Он посмотрел на меня с искренним, животным удивлением.
— Да брось ты, это же было сто лет назад! Неужели до сих пор дуешься? Как ребёнок!
У меня в глазах потемнело. Так и подмывало плюнуть ему в лицо, но я сдержался.
— Иди отсюда к чёрту. На все четыре стороны. И чтобы я тебя больше никогда не видел.
Вместо того чтобы уйти, он включил пластинку жертвы. Стал рассказывать, как ему было тяжело все эти годы, как он бедствовал. Но знаете, что самое главное? Ни единого слова «прости». Ни одной просьбы о прощении! Зато сквозь всю его речь красной нитью шло: «Я твой отец, а значит, ты мне должен».
Я не выдержал и рассмеялся. Громко, горько, почти истерично.
— Ты чё это ржёшь? — он опешил. — Я ж тебя пять лет растил! Кормил, поил! И это вся твоя благодарность?
— Благодарность? — я перестал смеяться. — Пап, а за что? За то, что ты принёс маме меня, а потом свалил? Или за тот чупа-чупс, который был кульминацией твоего отцовства? Я что, должен сказать тебе «спасибо» за это?

— Может, я и свалил! — уже огрызался он. — Но факт от этого не меняется! Я твой кровь и плоть, отец! А потому ты просто обязан мне помогать! Деньгами! Тебе же их девать некуда!
Вот в этот момент я всё окончательно понял. Передо мной стоял не отец. Не мужчина. А просто пожилой, расчётливый эгоист, который спустя тридцать лет решил, что может прийти и предъявить счёт за то, что его же сперма когда-то оплодотворила яйцеклетку.
Я посмотрел на него, на эту жалкую пародию на родителя, и очень спокойно, уже без злости, сказал:
— Знаешь, в чём моя единственная обязанность перед тебя? Никогда и ни при каких обстоятельствах больше не встречаться с тобой. Всё. Больше я тебе ничего не должен.
И закрыл дверь. Тихо, без хлопка.
Где-то очень глубоко в душе, наверное, теплилась какая-то детская надежда на чудо. На искреннее «прости» и объятия. Но этот разговор всё расставил по своим полочкам. Я не знаю, прав я или нет. Может, это во мне говорит старая обида пятилетнего пацана. Но я ни капли не жалею ни об одном сказанном слове. И уж тем более не считаю себя его должником. Его долг передо мной — вся моя жизнь. И он его никогда не вернёт.