– Мой сын получит половину квартиры, – заявила свекровь, уверенная, что обвела меня вокруг пальца

Три года мы с Максимом жили в съемной коробке с видом на соседский балкон. Однажды посчитали все платежи за аренду — цифра огромная. Столько денег, улетевших в чужие стены! Мы сжали зубы. Работали до седьмого пота, отказывая себе во всем. Походы в кино? Поездки к родителям? Мечты. Только работа, еда, сон. Через полгода кошелек окреп. «Юля, пора», — сказал Макс, и глаза его горели. 

Он позвонил маме, Галине Сергеевне. Я слышала ее голос, резкий даже через трубку. 

— Квартиру? — проскрежетала она. — На какие шиши? Аренда же дорогущая! 

— Накопили, мам. 

— Когда успели?! — недоверие кричало в каждом слоге. Она свято верила, что наша семья обречена вечно скитаться по съемным углам. 

Максим признался: 

— У меня еще добрачные накопления были. 900 тысяч. Плюс вместе с Юлей добавили. Хватит на однушку. 

Тишина. Потом ледяной поток: 

— Однушка? Да вы там друг друга съедите за год! И куплена-то на твои, сынок, кровные! Она же… — голос сорвался. Галина Сергеевна с первого дня видела во мне золотоискательницу, обольстившую ее мальчика. Наш переезд в другой район она считала личным оскорблением. «Час ехать!» — причитала она, хотя сама избегала визитов к нам, «чтобы не мешать». 

Ее шепот в трубку: 

— Подумай, сынок. Может, подкопить на что-то приличное? Чтобы развернуться можно… 

Я видела, как гаснет огонек в его глазах. Наши планы рухнули в одночасье. «Давай подождем, накопим на двушку», — сказал он позже. Я знала — это мамины слова. 

Мы продолжили жить в съемной. Я училась не злиться, как советовали модные психологи. Принимать. И вот — случай. Письмо от нотариуса. Дядя Валера, брат папы, которого я видела раз в пять лет, умер. Он жил в другом городе, детей не было. И свою однокомнатную… завещал папе. Папа позвонил: 

— Дочка, продаем, деньги — вам. Знаю, как мечтаете о своем. 

Сердце колотилось. Но память о Галине Сергеевне и ее шепоте была свежа. Я сказала папе: 

— Оформи на себя, пап. Пожалуйста. Так надежнее. 

Когда папа нашел отличную двушку и все было готово, я сказала Максиму: 

— Представляешь? Дядя Валера оставил мне квартиру! Нам больше не надо копить! 

Он схватил меня на руки, смеялся. И не спросил, на кого бумаги. А зачем? Квартира же «моя». 

Галина Сергеевна примчалась в тот же день. Ее глаза сканировали стены, санузел, кухню. Удовлетворение светилось на лице: 

— Какая удача, Максюш! И твои сбережения целы! — Она поймала мой взгляд, и в ее глазах мелькнуло что-то злое, торжествующее. 

Жизнь потекла ровно. До того вечера. Максим вошел, бледный, решительный. 

— Юля, я подаю на развод. У меня другая. Она беременна. 

Пол ушел из-под ног. 

— Квартира куплена в браке, — продолжил он ровно, без тени сожаления. — Делим пополам. Срочно продаем. Мне деньги нужны. 

В дверях материализовалась Галина Сергеевна. 

— Ну что, умница? Продавать будешь? Мой сынок свою честную половину получит! Таких лохушок, как ты, поискать! Ха! 

Я смотрела на них, на их жадные, уверенные лица. 

— Продавать? Мою квартиру? — Я медленно достала копию свидетельства из стола. — Посмотрите внимательно. Собственник — мой отец. 

Мгновение — и их лица превратились в маски немого ужаса. Максим побледнел, как стена: 

— К-как? Где же мы с Мариной… 

Галина Сергеевна, багровая, набросилась на него: 

— Тупица! Ты же клялся, что по закону твое! 

— Выходит, не на ту лохушку напали, — сказала я с усмешкой. — Хотели оттяпать половину? Получили… чистый, звонкий ноль.