Муж бросил меня в трудный момент, а теперь делает вид, что ничего страшного не произошло

Он сидит напротив, аккуратно размешивая сахар в кофе, и рассказывает про новую плитку в ванной. Говорит ровно, будто между нами не пролегла пропасть в три месяца молчания. Его пальцы спокойны. Мои — впились в колени под столом.  

— Ты слышала, я купил тот клей, который советовал мастер? — поднимает глаза, и я ловлю себя на мысли, что ненавижу его спокойствие.  

— Слышала, — отвечаю, хотя он не звонил, не писал, не пришел, когда я, сломав ногу, ползала по квартире, чтобы дотянуться до костылей.  

Он кивает, довольный, и откусывает кусок бисквита. Того самого, с миндальной крошкой, который я всегда пекла к приезду его родителей.

Теперь покупает в магазине.  

Все началось с глупой случайности. Я поскользнулась на мокром полу в офисе, упала, треск кости услышали коллеги. Первые сутки в больнице он еще притворялся человеком: держал за руку, говорил с врачами. А на следующий день — совещание. Потом — срочная командировка.

Потом... Потом тишина. Мои сообщения «Не могу дойти до туалета» и «Куда исчез?» оставались без ответа. Когда гипс сняли, он прислал смайлик с шариком.  

— В субботу заеду за документами, — говорит он сейчас, вытирая губы салфеткой. Бережно, как я когда-то учила.  

— Документами? — переспрашиваю, хотя знаю, о чем речь. Развод он оформил через интернет, пока я училась ходить заново.  

— Ну да. Ты же получила мое письмо?  

— Получила, — говорю, наблюдая, как он отодвигает тарелку. Всегда ненавидел крошки на столе.  

Он вздыхает, смотрит в окно, где дождь стучит по подоконнику. Раньше в такую погоду он обнимал меня сзади, шепча: «Давай останемся в постели». Теперь проверяет, закрыта ли машина.  

— Маша, не надо делать вид, будто я монстр, — внезапно говорит он, и его голос впервые за вечер теряет ровность. — У меня была работа. Ты же взрослый человек, справилась.  

— Да, — улыбаюсь я. — Справилась.  

Он кивает, доверчивый, как ребенок, которому простили шалость.  

— Я всегда знал, что ты сильная.  

Дождь усиливается. Он достает телефон, проверяет уведомления. Я вспоминаю, как однажды он просидел шесть часов в очереди к травматологу, когда я вывихнула лодыжку. Потом носил на руках в туалет, смешил глупыми анекдотами, пока я рыдала от боли.  

— Почему? — вырывается у меня, хотя клялась не задавать этот вопрос.  

Он моргает, делая вид, что не понимает.  

— Почему ты даже не попытался? — уточняю.  

Он отводит взгляд, вертит чашку в руках.  

— Ты права, мне стоит извиниться. Прости, — говорит он, и я понимаю: это не ответ. Это ритуал, чтобы закрыть тему.  

Встаю, опираясь на трость. Нога все еще ноет перед дождем.  

— Документы оставь в ящике. 

Он хмурится, будто я нарушила сценарий.  

— Мы можем остаться друзьями, — торопливо говорит он.  

— Нет, — отворачиваюсь. — Друзья не бросают когда плохо.