Муж не сдержал эмоций и ударил постороннего мужчину, а свекровь обвинила во всем меня

Тот вечер должен был быть обычным — ужин в уютном кафе с мужем Димой. Но обычным не стал. За соседним столиком подвыпившая компания становилась все громче. Особенно один — коренастый, с наглым взглядом. Его глаза, словно липучки, то и дело цеплялись за меня, вызывая мурашки отвращения. Я старалась не смотреть, прижималась к Диме, шептала: «Пойдем отсюда?» Он кивнул, уже поднимаясь. 

И вот мы проходили мимо их стола. Тот мужчина внезапно вскочил, преграждая мне путь. От него пахло перегаром. 

— Ой, куда спешишь, конфетка? — сипло процедил он, его рука потянулась, чтобы коснуться моего плеча. — Давай посидим, выпьем… Твой мужик тебе не пара, видно же. 

Я отпрянула, сердце колотилось. Словно в замедленной съемке, я увидела, как лицо Димы, обычно спокойное и доброе, исказилось холодной яростью. Он не кричал, не ругался. Было лишь одно резкое движение — его кулак со всей силы врезался в наглую ухмылку. Тот мужчина с глухим стуком рухнул на пол, опрокинув стул. 

Шум, крики, кто-то звонил в полицию. Я стояла, как парализованная, глотая слезы. Не от страха за себя, а от ужаса за Диму. Он же не драчун! Он просто… защищал меня. Защищал от мерзости, которая посмела коснуться. 

В участке все прошло быстро. Свидетели подтвердили провокацию, самого нахала отпустили с миром после осмотра врача. Диму тоже отпустили почти сразу. Мы молча ехали домой. Я дрожала, чувствуя себя виноватой. Если бы я настояла уйти раньше? 

Дома нас встретила свекровь. Она живет в соседнем подъезде, но ее «визиты» всегда были внезапны и безапелляционны. Не знаю как, но она уже все знала. 

Ее глаза, холодные и осуждающие, сразу впились в меня. Не дав нам снять куртки, она взвилась: 

— Ну что, довольна? Из-за твоих выходок сын теперь с полицией связался! Ударил человека! До тюрьмы недалеко! — яростно кричала она. — Вечно ты его втягиваешь в какие-то истории! Не умеешь себя вести прилично, вот к тебе и пристают! Надо было промолчать, уйти, а не провоцировать! 

Я сжалась. Да, я виновата. Виновата, что существую, что привлекла внимание подонка. Слезы потекли сами собой. Я не находила слов. 

Но прежде чем я смогла хоть что-то прошептать, вперед шагнул Дима. Он встал между мной и его матерью, широкой спиной закрывая меня. 

— Мама, — его голос прозвучал тихо, но с такой силой, что Галина Степановна на мгновение замолчала. — Хватит. Это не ее вина. Я ударил того человека, потому что он оскорбил и попытался прикоснуться к моей жене. Я защищал ее. Как должен защищать муж. И сделал бы это снова. 

Он сделал паузу, глядя на мать. 

— Винить Машу — это низко и неправильно. Она здесь единственная, кто ни в чем не виноват. Если ты не можешь этого понять, лучше уйди. И больше не позволяй себе так с ней разговаривать. Никогда. 

Свекровь побледнела. Она смотрела на него. Видела мужчину, а не мальчика. Видела защитника своей семьи. Сжав губы, она развернулась и выбежала. 

Я стояла, все еще дрожа, слезы текли по щекам. Дима обернулся ко мне. Вся суровость исчезла с его лица, осталась только бесконечная нежность. Он подошел, осторожно обнял. 

— Прости, что тебе пришлось это услышать, — прошептал он. — Все хорошо. Я с тобой. 

Я уткнулась в его грудь. Его слова, его защита — они растопили ледяной ком страха и вины внутри. Он не просто ударил обидчика. Он снес ту невидимую стену обвинений, которую годами строила свекровь. И в тишине опустевшей квартиры, в его крепких объятиях, я наконец почувствовала себя в безопасности. Защищенной. Любимой. Такой, какая есть.