–Мы должны поделиться деньгами с мамой, – сказал муж, отдавая свекрови часть подаренных средств

Конверты, перевязанные ленточками, громоздились на нашем новеньком журнальном столике – теплая груда пожеланий и стартовый капитал нашей общей жизни. Я перебирала купюры, ощущая их шероховатость под пальцами, как обещание будущего: ремонт, может, машина, подушка безопасности. Сердце пело от этой осязаемой поддержки. 

— Смотри, какая сумма набежала! — воскликнула я, протягивая мужу пачку. — Почти на ту поездку, о которой мечтали! 

Андрей взял деньги, но вместо радости на его лице появилась задумчивая складка между бровями. Он пересчитал несколько конвертов, потом поднял на меня серьезный взгляд. 

— Знаешь, я думаю… мы должны поделиться деньгами с мамой, — произнес он четко, откладывая примерно треть нашей «горы». — Она ведь так старалась помочь с организацией. 

Меня будто облили ледяной водой. Его мама. Да, она привезла несколько салфеток собственного изготовления за день до свадьбы и настояла на своем варианте рассадки трех дальних родственников. Помощь? Скорее, легкое присутствие с советами, которые чаще усложняли, чем помогали. И главное – ее никто не просил! 

— Андрей, ты что, серьезно? — голос мой дрогнул от неожиданности. — Какая помощь? Салфетки? Она просто была рядом и… советовала. Причем не всегда к месту. 

— Но она хотела как лучше! — он нахмурился, защищаясь. — Она моя мама, Лен. Проявить благодарность – нормально. Она вложила силы, пусть и не так, как ты ожидала. 

Внутри все сжалось. Эти деньги были не просто бумажками. Они были дождем после засухи наших студенческих бюджетов, рекой, которая должна была оросить наши общие планы. Отдать треть? Просто так? 

— Благодарность – это прекрасно, — начала я, стараясь говорить спокойно, хотя пальцы сами сжали край стола. — Но давай будем честны: ее вклад был минимальным и абсолютно добровольным. Мы не просили, она не тратилась серьезно. Эти деньги — подарки нам. От наших друзей, родных. На нашу новую жизнь. 

Я видела, как он колеблется. Любовь к матери боролась с логикой. 

— Но как-то неудобно… — пробормотал он. — Она может подумать, что мы не ценим. 

— Мы ценим! — я положила руку ему на ладонь, чувствуя его тепло и внутреннее сопротивление. — Мы пригласим ее на шикарный ужин, купим огромный букет, скажем самые теплые слова. Но отдавать значительную сумму, которую мы сами планируем вложить в наше будущее? Андрей, это несправедливо. Это не благодарность, это… дань. Которую мы не должны. 

Я посмотрела ему прямо в глаза, в эти знакомые, любимые карие глубины, где сейчас бушевала маленькая семейная буря. 

— Подумай о нашей мечте. О том ремонте в комнате, который мы откладывали годами. О той самой поездке. Разве это не важнее? Мы только начали. Эти деньги – наш фундамент. Отдавая часть просто из чувства неловкости, мы его ослабляем. Давай поблагодарим маму по-другому. Искренне, но не в ущерб нам самим. 

Андрей смотрел на отложенную стопку, потом на оставшуюся кучу денег, потом снова на меня. Я видела, как в его взгляде логика и любовь ко мне медленно берут верх над сыновним долгом, который, возможно, был больше навязан, чем осознан. 

Он тяжело вздохнул, звук, похожий на спуск воздуха из тугого шарика. 

— Ладно, — выдохнул он, пододвигая отложенные деньги обратно к общей стопке. — Может, ты и права. Ужин… и самый роскошный букет, какой только найдем. 

— И самая искренняя благодарность, — добавила я мягко, чувствуя, как камень свалился с души, но оставив после себя мелкую рябь – осадок от самой необходимости этого разговора, от тени невысказанной претензии, которая, я знала, может шевельнуться в душе свекрови. 

Деньги остались лежать перед нами. Но радость от них была уже не той, безмятежной. Их теперь омывала сложная волна – облегчение от победы в споре, горечь от самого спора и тихая настороженность. Мы выиграли эти деньги для себя, но какой ценой для тишины в нашем новом, таком хрупком мире? Фундамент остался цел, но трещинка в нем, тонкая как паутинка, уже обозначилась.