Невестка развлекается с подругами и устраивает вечеринки, пока муж зарабатывает

— Мам, ты не видела мои ключи? — Алексей рылся в карманах куртки. Под глазами синели тени, будто его били.  

Я кивнула на холодильник, где блестел новенький брелок с гравировкой «Лучшему мужу». Подарок Кати на прошлой неделе. Он схватил его, торопливо чмокнул меня в щеку и выбежал, даже не допив кофе.  

За окном завыл ветер. Я подошла к раковине — на дне чашки засохли остатки кофе. Катина. Вчера снова были гости.  

Первый раз я заметила это, когда принесла Алеше суп. Он болел ангиной, еле говорил.  

— Катя ушла на спа-марафон, — хрипел он, тычась в подушку. — Говорит, стресс снимает.  

На полу валялись блестки от ее платья. В раковине — тарелки с остатками канапе. Она вернулась в десять вечера. «Ой, Леш, ты как? Я так устала, весь день ногти делала!»  

Он улыбался. Всегда улыбался.  

Они познакомились в баре. Катя тогда училась на дизайнера, носила косухи и говорила, что «офисный планктон — это рабство». Через год она попросила купить ей курсы. Через два — переехать в этот дом у парка. Теперь ее страница ВК пестрит хештегами #счастливаяжизнь и #любовьнеработает.  

Работает Алексей.  

Вчера зашла к ним. Катя танцевала посреди гостиной с подругами под громкий поп-хит. На столе — три вида сыров, устрицы, бутылки с золотыми этикетками.  

— Ирин, присоединяйся! — она махнула бокалом, едва не пролив шампанское на белый ковер. — Мы отмечаем запуск моего блога о… эм… осознанности!  

— А Леша где?  

— На совещании. Вернется к ночи.  

Он пришел в два. Катя уже спала, свернувшись калачиком в шелковом халате. Я сидела на кухне, разогревая ему еду.  

— Ты же человек, не раб, — пробормотала я, глядя, как он быстро ест. — Скажи ей…  

— Она молодая, мам. Пусть радуется.  

Решила поговорить с ней. Прямо. По-матерински.  

Невестка встретила меня со стаканом зеленого смузи.  

— О, свекровь-забота! — засмеялась она, впуская меня. — Леша на телеконференции. Хочешь сок?  

— Хочу, чтобы ты перестала его убивать.  

Она замерла, приподняв бровь.  

— Ты о чем?  

— О том, что ты тратишь его деньги на чепуху, пока он пашет как лошадь. О том, что в тридцать лет у него давление как у старика.  

— Ах, вот о чем, — она села на барный стул, крутя кольцо с бриллиантом. — Знаешь, мы с ним договорились: я создаю красоту, он — стабильность.  

— Он создает себе язву!  

— Он создает себя. — Голос ее стал резким. — Вы хотели, чтобы он был как отец? Тихо ненавидел жизнь?  

Меня будто ударили в солнечное сплетение. Мой муж умер в пятьдесят, так и не успев отдохнуть на пенсии.  

— Леша не хочет быть им, — Катя допила смузи, оставив на стекле след от помады. — Он хочет быть счастливым. Даже если для этого придется пахать.  

Алексей пришел вечером с букетом пионов. Ее любимых.  

— Мам, ты тут? — крикнул он, ставя цветы в вазу.  

Я молчала. Смотрела, как он достает из сумки коробочку — новую подвеску для Кати. 

— Почему ты не борешься? — вырвалось у меня.  

Он улыбнулся.  

— Потому что когда она смеется, я вспоминаю, каково это — дышать. А не выживать.  

Сегодня видела их в парке. Катя бежала впереди на каблуках, смеясь над чем-то. Алексей тащил ее сумки, но улыбался. По-настоящему.  

Возможно, она права. Возможно, я просто забыла, что счастье не пахнет супом и не носит растянутые свитера. Оно громкое, неудобное для других.