– Переночуете в гостинице, пока мы у вас погостим, – от такого заявления свекрови даже мой спокойный муж пришел в ярость

Наша крошечная квартира-студия и без того напоминала шкаф с посудой во время землетрясения. А потом зазвенел звонок, и на пороге возникли они: свекровь Елизавета Петровна и свекор Игорь Андреевич, с чемоданами, размером с небольшую тумбочку. Улыбки – натянутые, поцелуи – воздушные. 

— Приехали, родные! — возвестила Елизавета Петровна, проходя в тесный зал-спальню-столовую-кухню, как будто вступала во владение фрегатом. — Квартирка у вас... уютная. Очень... компактная. 

Чемоданы заняли половину свободного пространства. Мы, как сиамские близнецы, прижатые к плите, пытались накрыть на стол. И тут она сказала это. Стоя у окна, разглядывая мрачный двор-колодец, она обернулась с видом хозяйки, раздающей указания: 

— Так, детки, а вы где планируете ночевать? В гостинице, я надеюсь? Нам с Игорем здесь будет тесновато вчетвером, а вы молодые, прогуляетесь. 

Я будто получила удар в живот. Увидела, как мой обычно невозмутимый муж, Максим, резко замер с тарелкой в руках. Его лицо, обычно спокойное, как озеро в безветрие, начало медленно наливаться кровью. Глаза, широко открытые, уставились на мать с немым непониманием. 

— Что?! — Его голос, тихий и хриплый вначале, набрал громкость. — Ты это серьезно?! Ты приезжаешь к нам в гости, в нашу квартиру, и предлагаешь нам уйти ночевать в гостиницу?! Чтобы вам было просторнее?! 

Елизавета Петровна отпрянула, явно не ожидая такой реакции от своего всегда покладистого сына. Она попыталась изобразить невинность: 

— Максим, ну что ты кричишь? Мы же приехали вас проведать! А тут места... Ну, подумай сам! Вам же не сложно снять номер на пару ночей? У вас работа, вы утром уйдете... 

— Мама! — Максим грохнул тарелку на стол. — Это наш дом! Мы здесь живем! Ты приехала в гости! Гости либо принимают предложенные условия, либо останавливаются в гостинице сами! Поняла?! 

Свекор Игорь Андреевич, молчавший до сих пор, крякнул и уткнулся носом в салфетку, явно предпочитая не ввязываться. Лицо Елизаветы Петровны пылало теперь не только румянцем возмущения, но и жгучим стыдом. Она открыла рот, наверное, чтобы возразить, послать в ход аргументы о долге или о своих старых костях, но вид Максима остановил ее. Он стоял, дыша тяжело, и в его глазах горела настоящая, неконтролируемая ярость – редкая и потому пугающая. 

— Но... — начала она слабо. 

— Либо вы остаетесь здесь, на нашем диване, и не жалуетесь на тесноту, — Максим говорил сквозь зубы, — либо вы прямо сейчас вызываете такси и едете в ближайшую гостиницу. Выбирай. 

Она посмотрела на меня. Я молча пожала плечами, всем видом показывая, что я – с мужем. На тысячу процентов. Ее "великолепный" план рассыпался в прах. 

Они остались. Спали на нашем диване. Мы переместились на пол. Елизавета Петровна весь вечер и следующий день косилась на Максима, разговаривала с ним через силу, односложно. Атмосфера была накалена. Утром второго дня они собрались с видом мучеников, покидающих поле боя. 

— Мы, пожалуй, поедем, — процедила Елизавета Петровна, избегая наших глаз. — Неудобно вас тут... стеснять. 

Максим молча помог донести чемоданы до такси. Я стояла на пороге. Когда машина тронулась, Елизавета Петровна высунулась из окна. В ее глазах читалось не столько раскаяние, сколько обида и досада от провала маневра. Она крикнула напоследок, пытаясь вернуть хоть каплю утраченного контроля: 

— Вы к нам на дачу теперь приезжайте! Там места много! 

Максим, уже поворачиваясь ко мне, громко, чтобы она точно услышала, ответил: 

— Спасибо, мам. Но мы, пожалуй, переночуем в гостинице. Чтобы вам не было тесно. А внуков пока не ждите.

Он взял меня за руку, и мы пошли обратно в нашу маленькую, тесную, но уютную квартиру.