Пока я была в отпуске на море, мама перевезла в мою квартиру сестру с ребенком

Возвращалась я с моря домой, как на крыльях. Две недели солнца, шепота волн и абсолютной свободы. Вся душа пела от предвкушения родного дивана, тишины и кофе в своей любимой кружке. Запах дома, свой запах – вот чего мне не хватало больше всего. Я вставила ключ в замок с улыбкой, толкнула дверь… 

И остолбенела. 

В прихожей, где обычно царил безупречный порядок, стоял огромный чемодан. На вешалке висела чужая куртка. А из гостиной доносился знакомый, но совершенно неуместный здесь визгливый смех моего племянника Сережи. Я прошла в зал. 

Моя сестра Марина лежала на диване. По полу ползал двухлетний Сережа, усыпая ковер крошками от печенья. На журнальном столике красовались пятна от кружек и разбросанные игрушки. Вещи Марины были раскиданы повсюду. 

— Марина? Что… что ты здесь делаешь? 

Сестра вздрогнула, обернулась. На ее лице промелькнуло что-то вроде вины, но тут же сменилось привычной нагловатой улыбкой. 

— О, привет! — воскликнула она, как будто я зашла к ней в гости. — Ну, мы тут живем. Мама сказала, что ты еще долго будешь в отпуске, а у меня съехали с квартиры эти сволочи квартиранты, денег нет… Короче, мама предложила временно к тебе. У тебя же просторно! 

Я стояла посреди своего захваченного жилища, глядя на сестру и ее сына. 

— Мама предложила? Мою квартиру? Без моего ведома? — каждое слово я произносила медленно, четко, стараясь не повышать голос. 

Марина пожала плечами. 

— Ну, да. А что? Ты же не против? Мы же родные! 

Родные. Слово, которое так часто оправдывает самое вопиющее хамство. Я достала телефон. Набрала маму. Она ответила почти сразу, голос бодрый. 

— Доченька! Приехала? Ну как море? Как отдых?

— Мама, — прервала я ее без предисловий. — Почему в моей квартире сидит Марина с ребенком? 

— А, ну… — замялась мама. — У Марины, бедняжки, форс-мажор случился, квартиранты сбежали, не заплатив. Ей же с ребенком негде жить! Ты же не бросишь сестру в беде? Ты же понимаешь… Она ненадолго! 

Я знала эту песню. "Ненадолго" у Марины могло затянуться на годы, а моя жизнь превратилась бы в кошмар с кричащим ребенком и бардаком. 

— Мама, — сказала я ледяным тоном. — Ты не имела права распоряжаться моей квартирой. Я не для этого тебе ключи оставила. 

— Да что ты раздухарилась? — возмутилась мама. — Родная сестра! Ты что, эгоистка? Неужели тебе жалко? 

— Жалко? — я усмехнулась. — Да, мама, мне жалко. Жалко мой покой, мое личное пространство, которое ты и Марина грубо нарушили. Жалко мой дом, который превратили в проходной двор. 

Я подошла к окну, отвернувшись от Марины, которая слушала с открытым ртом. 

— Вот что, мама. Поскольку ты так беспокоишься о Марине и считаешь, что родные должны помогать, то пусть она с ребенком едет жить к тебе. Сейчас. У тебя ведь тоже есть свободная комната, правда? 

— Что?! — взвизгнула мама. — Ко мне? Да ты что! У меня же свои дела, режим… 

— Вот именно, — резко оборвала я. — У каждого свои дела и свой режим. И своя жизнь. Которую не стоит ломать без спроса. Марина, — повернулась я к сестре. — Собирай вещи. У тебя ровно час, чтобы покинуть мою квартиру. Поедешь к маме. Она вас с радостью примет. Ведь она так заботится о семье. 

Марина зашипела, что-то про "стерву" и "бессердечную", но я просто смотрела на нее, не шевелясь. Мой взгляд, видимо, говорил больше слов. Она начала судорожно сгребать вещи в чемодан, ворча и толкая Сережу. Мама еще что-то кричала в трубку, но я положила телефон. 

Час спустя я стояла в дверях, глядя, как Марина, дергаясь и что-то бормоча, выкатывает свой чемодан на лестничную площадку. 

— Так нечестно! — бросила она мне в лицо, запыхавшись. 

— Честно — это спрашивать разрешения, — ответила я спокойно. — И уважать чужое. Поезжай к маме. Она тебя ждет. 

Я закрыла дверь, отстояла свой дом.