После рождения тройни муж испугался ответственности и сбежал

Мы с Димой пытались зачать ребенка два года. Когда я наконец забеременела, он целовал мой живот каждое утро и обещал стать идеальным отцом. На первом УЗИ врач долго водила датчиком, а потом улыбнулась: «У вас тройня». Дима побледнел, но быстро взял себя в руки: «Справимся».  

Он действительно старался. Читал статьи о многоплодной беременности, установил в квартире дополнительные розетки под технику для детей, даже договорился о повышении на работе. Но чем больше рос мой живот, тем чаще я замечала, как он замирает у окна, глядя в пустоту. Однажды ночью я проснулась от его крика. Ему приснилось, что дети плачут, а он не может понять, кого брать на руки.  

Роды прошли на 34-й неделе. Помню яркий свет операционной. Дима стоял у двери, сжимая маску в дрожащих пальцах. Когда медсестра вынесла первого ребенка, он улыбнулся. После второго — закусил губу. Когда показали третью дочь, его лицо стало каменным.  

Через три дня нас выписали. Дома Дима молча разгружал сумки с подгузниками, избегая смотреть на кроватки. Ночью, когда все трое закричали одновременно, он вдруг схватился за голову: «Я не могу. Прости». И ушел «подышать». Больше я его не видела.  

Первые недели слились в кошмар. Я кормила одного, пока двое других орали. Спала урывками по 20 минут, просыпаясь от звука таймера на бутылочке. Однажды чуть не уронила Соню, когда пыталась одновременно поменять подгузник Маше. 

Дима не отвечал на звонки. Через месяц его мать принесла конверт с деньгами и запиской: «Он не справился. Не ищи». Я разорвала бумагу и выбросила в окно. Деньги оставила — гордость не кормит детей.  

Сейчас девочкам полгода. Я научилась носить двоих в слинге, третью — на руках. Нашла удаленную работу: пишу сценарии ночью, когда они спят. Иногда засыпаю за клавиатурой, и тогда снится, будто я одна в пустой квартире. Просыпаюсь от их плача и благодарю Бога, что они есть.  

Дима звонил раз. Сказал, что живет у друга в другом городе, работает таксистом. Спросил: «Как они?». Я ответила: «Растут». Он заплакал и положил трубку. Больше не звонит.  

Я не ненавижу его. Иногда даже жалею. Представляю, как он бродит по чужой квартире, глотая таблетки от панических атак, которые начались у него еще до родов. Но жалость — роскошь. У меня нет времени на слезы, на «а что если». Каждое утро я встаю, потому что три рта ждут завтрак. Потому что если я сломаюсь, их заберут в детдом.  

Иногда смотрю на дочек и думаю: они даже не знают, что такое «нормальная семья». Для них мама — это еда, тепло и запах молока. Они не плачут, когда я включаю пылесос, — привыкли к шуму. Не удивляются, что я разговариваю сама с собой: так проще не сойти с ума.  

Вчера Маша впервые села. Я хотела позвонить Диме, но вместо этого отправила фото его матери. Та ответила: «Он не готов». Я рассмеялась. Кто из нас готов? Когда рождается тройня, жизнь превращается в выживание. Ты либо находишь силы вставать каждый час, либо ложишься и умираешь.  

Соседка говорит: «Как ты вообще справляешься?». Я не справляюсь. Просто делаю то, что должно быть сделано. Стираю пеленки. Готовлю кашу на трех человек, хоть сама есть забываю. Учусь отличать плач от колик и плач от голода.  

Иногда ловлю себя на мысли, что боюсь их будущего. Что они вырастут и спросят: «Почему папа нас не любит?». Не знаю, что отвечу. Возможно, скажу правду. Когда-нибудь я научу их, что сила — не в мышцах, а в умении не сдаваться, когда хочешь лечь и плакать.