Супруга не хочет выходить на работу после декрета, а я один не тяну семью финансово

Каждый месяц — одно и то же. Зарплата тает быстрее снега в марте. Кредит за ремонт, садик, коммуналка, продукты, которые почему-то вечно дорожают... Моя зарплата, когда-то казавшаяся приличной, теперь — дырявое корыто. Я считал дни, пока Анна была в декрете. Всё думал: вот выйдет на работу, глядишь, и вздохнем свободнее. Хоть на море съездим, хоть обувь себе новую куплю. Да и зубы полечить пора — болят уже который месяц. 

И вот декрет кончился. Месяц прошел, второй... Анна не торопилась. Потом как-то вечером, разбирая почту, она небрежно бросила: 

— А, кстати, я с «Горизонта» уволилась. После декрета. 

Я замер. 

— Уволилась? Почему? Когда? Ты же собиралась обратно! 

Она пожала плечами. 

— Не пошла. Надоело. Офис, эти бесконечные отчеты, тупые совещания... Да и зарплата там — смехотворная. Не стоит оно того. 

Надежда, такая хрупкая, треснула. 

— Но... нам же тяжело, Аня. Очень. Я один не тяну. Ты же видишь? — голос мой звучал почти умоляюще. 

— Вижу, — вздохнула она. — Но я не могу вот так сразу, Коля. Ребенок маленький, часто болеет. Надо найти что-то подходящее, с гибким графиком, интересное... 

Прошел еще месяц. Потом еще. «Поиски» Анны сводились к беглому просмотру вакансий за чашкой кофе и фразе: «Ну, нет ничего достойного». Я бил тревогу чаще, намекал, предлагал помощь с резюме, злился. Наши разговоры превращались в минное поле. А вчера, когда я сидел с калькулятором и квитанциями, пытаясь понять, как протянуть до аванса, она заявила: 

— Я вообще не хочу работать. 

Я поднял голову, не веря ушам. 

— Как... не хочешь? Совсем? 

— Совсем, — ее голос был спокоен. — Я устала, Коля. От этой беготни, от офисной духоты. Я хочу быть с сыном, заниматься домом. Я хочу жить, а не выживать на двух работах! Я — не машина! 

Я вскочил. 

— А я что?! Я — машина?! Я тащу всё на себе, пашу как проклятый, а ты хочешь «жить»?! На мою одну зарплату?! Ты понимаешь, что мы просто не выживем? Что мы погрязнем в долгах? Что у меня уже сил нет?! 

— Значит, работай больше! Или смени работу! — парировала она, глаза сверкали. — Почему вся ответственность на мне? Ты мужчина! Я три года в декрете была, я имею право передохнуть! Жизнь одна! 

— Передохнуть?! — закричал я, чувствуя, как красная пелена застилает глаза. — Да мы на дне! Дышать нечем! Я задыхаюсь! Ты думаешь, мне нравится эта каторга? Но я иду! Потому что надо! Потому что семья! А ты... ты просто сдалась! 

— Я не сдалась! Я хочу другого! — крикнула она в ответ. — Я не хочу возвращаться в этот ад! Не могу! 

Мы стояли, словно два чужих человека. Стены, которые мы строили годами, рушились. В ее глазах — страх перед давлением офиса, перед потерей себя. В моих — ужас перед неминуемым финансовым крахом и горечь от того, что я один на этой баррикаде. 

Я отвернулся. Долги. Очередной визит к стоматологу, отложенный на неопределенный срок. Поношенная куртка. И эта ледяная тишина между нами, тяжелее любой стены. 

— Значит, так? — прошептал я, не оборачиваясь. — Ты выбираешь «другое», а я... я должен тащить это в одиночку? До бесконечности? 

Ответа не последовало. Только тихий звук шагов, удаляющихся в комнату. Я остался один. С калькулятором, квитанциями и ощущением ужаса. Как жить дальше? Не знаю. Знаю только, что так — нельзя. Но стена между нами выросла слишком высокой, и я не вижу, как ее преодолеть.