Свекровь каждый день гуляет с подругами, а как только попросим ее посидеть с внучкой — сразу на ноги жалуется

Когда я выходила замуж за Игоря, его мать, Вера Дмитриевна, казалась идеальной свекровью. Она дарила нам улыбки, пироги и заверения: «Буду нянчить внуков сутками!». Тогда я не знала, что её обещания имеют срок годности — ровно до рождения Алины.  

Первые полгода всё шло как по маслу. Вера Дмитриевна приходила дважды в неделю, играла с малышкой, позволяя мне выспаться или сходить к врачу. Но потом её «добровольная помощь» превратилась в редкие визиты с условиями: «Только на час, у меня спина болит». Вскоре я заметила закономерность: её спина обострялась ровно в те дни, когда я просила о помощи. Зато в соцсетях она блистала на фото с подругами: кафе, парки, даже танцы в клубе для пенсионеров. На вопрос: «Как же здоровье?» — отвечала с ангельским вздохом: «Стараюсь через боль жить».  

— Мам, можно ты посидишь с Алиной завтра с девяти до двух? — спросила я по телефону, скрестив пальцы.  

— Ой, солнышко, у меня же ноги отекают! Вчера еле с лавочки встала.  

Я молча посмотрела на её свежий пост: групповая прогулка по ботаническому саду, пять километров.  

— Хорошо, — сказала я. — Тогда попрошу соседку.  

Вечером Игорь, услышав о проблеме, пожал плечами:  

— Мать не обязана нам помогать.  

На следующий день, вместо собеседования, я поехала за Верой Дмитриевной. Скрылась за углом её дома, когда она вышла в ярком костюме и кроссовках — явно не на больничную прогулку. Следовала за ней до парка, где её уже ждали три подруги. Снимала на телефон, как они смеются, танцуют под уличную музыку, забираются на смотровую площадку.  

Вечером зашла к ней без предупреждения.  

— Как ноги? — спросила я, ставя на стол распечатанные фото её сегодняшнего «отдыха».  

— Врач велел двигаться через боль.  

— Интересно, он же велел врать? — я положила рядом выписку из её медкарты, которую попросила у Игоря. «Суставы в норме, рекомендована умеренная активность».  

Вера Дмитриевна вскочила, опрокинув чашку:  

— Ты… ты шпионила за мной?!  

— Нет. Я защищала свою семью от манипуляций.  

Игорь, услышав шум, вошёл в кухню. Его мать сразу перешла в наступление:  

— Сынок, она меня преследует! Хочет в дом престарелых сдать!  

Я молча протянула ему фото и медкарту. Он листал документы, лицо становилось всё жестче.  

Её слезы были почти гениальны:  

— Я просто хотела немного свободы… Вы же меня в рабство записали!  

Это стало последней каплей.  

— Свобода работает в обе стороны, — сказала я. — С сегодняшнего дня мы не просим тебя о помощи. Но и ты не приходи с советами, жалобами или упрёками.  

— Это мой дом! — взвизгнула она.  

— Нет. Твой дом — там, где ты честна.  

С тех пор Вера Дмитриевна звонит только по праздникам. Иногда видим её в парке — она машет рукой Алине, но не подходит. Игорь сначала злился, но однажды признался: «Спокойнее, когда нет этого театра».  

Я нашла няню. Работаю. Алина называет её «тётя Маша». Иногда мне жаль, что нельзя вернуть те первые месяцы, когда её любовь была настоящей. Но я научилась отличать искренность от удобной маски. И теперь, когда Алина просит: «Мама, поиграй со мной!» — я никогда не отвечаю: «Позже». Потому что «позже» может стать никогда. А правда, даже горькая, лучше сладкой лжи.