Свекровь обвиняет моего ребенка в проблемах ее кровного внука

Историю свою расскажу честно, без прикрас. Встретила я Егора – доброго, сильного, с таким же «багажом», как и у меня: у него сын, Артем (7 лет), у меня дочь, Соня (6). Сложили мы наши судьбы, казалось бы, удачно. Но была одна «деталь», которая втиснулась криво и портила всю картину – свекровь, Евгения Александровна. Она обожала Артема, своего «кровиночку», внука от крови и плоти ее сына. А Соню, мою любознательную девочку, просто терпела. Как чужую вещь в доме. Я замечала эти взгляды, эти недоговорки, но старалась не обострять, надеясь, что время и наша любовь все сгладит. 

В ту субботу утро началось спокойно. Дети играли в комнате, строили что-то из конструктора. Я накрывала стол к завтраку, Егор читал новости.

И тут, как черная туча, явилась Евгения Александровна – «проведать Артемку». Она вошла, осыпала внука поцелуями, а на Соню лишь кивнула.

Минут через десять из комнаты раздался рев Артема. Мы все бросились туда. Артем сидел на полу, всхлипывая, рядом валялась его башня из конструктора. Соня стояла в растерянности, с деталькой в руке. 

— Артемушка! Родной! Что случилось? — свекровь ринулась к нему, обнимая. 

— Она... Соня... толкнула! — всхлипнул мальчик, указывая на мою дочь. 

— Я не толкала! — прозвучал уверенный голосок Сони. — Он сам оступился, когда тянулся за этой деталью! Я хотела подать ему! Вот же она! — Соня протянула руку с синим кирпичиком. 

Евгения Александровна даже не взглянула на деталь. Она взглянула на меня с презрением и обвинением. 

— Ну конечно! Твое дитя всегда ангел! А мой Артем, выходит, лгун? Внук мой кровный, воспитанный, не то что... — она бросила уничтожающий взгляд на Соню, которая прижалась ко мне, — ...эта твоя. 

— Мама! — резко вступил Егор, но свекровь его не слышала. 

Внутри у меня все сжалось. Я видела испуг в глазах дочери. Я видела этот взгляд свекрови – взгляд, который ставил на моем ребенке клеймо «чужой», «хуже», «виноватый». Я осторожно отстранила Соню, шагнула вперед, закрыв ее собой. 

— Евгения Александровна, — начала я, глядя ей в глаза. — Вы только что назвали мою шестилетнюю дочь «этой твоей». Вы только что обвинили ее во лжи и агрессии без единого доказательства, кроме слов расстроенного ребенка. Вы только что дали ей понять, что она здесь – чужой, человек второго сорта. 

Она попыталась перебить: 

— Да я просто... 

— Нет! — мой голос перекрыл ее. — Выслушайте. До конца. Артем – ваш внук. Вы его любите. Это прекрасно. Но Соня – моя дочь. Моя кровь. Моя жизнь. И она имеет абсолютно такое же право на уважение, на любовь, на справедливость в этом доме, как и Артем. Ваш внук не лучше моей дочери. 

Я вздохнула, чувствуя, как Егор молча встал рядом со мной, его плечо коснулось моего. Поддержка. 

— Вы не имеете права оскорблять моего ребенка. Ни словом, ни взглядом. Если Артем плачет – мы разберемся, что случилось, спокойно, вместе, без криков и обвинений. Но если вы еще раз позволите себе подобное в адрес моей дочери, вы сюда не зайдете. Никогда. Я не требую, чтобы вы ее любили, как Артема. Но уважать – обязаны. Поняли? 

Этот холодный, неоспоримый ультиматум был для нее как удар. Она смотрела на меня, потом на Егора, который молчал, но его твердый взгляд говорил сам за себя. Потом ее взгляд скользнул по Соне. 

— Я... я просто за внуком пришла... — пробормотала она. 

— Тогда забирайте Артема, если хотите, — сказала я спокойно. — Но помните мои слова. 

Она молча взяла Артема за руку и, не прощаясь, выбежала из квартиры. Я опустилась на корточки и обняла Соню. 

— Ты молодец, солнышко, — прошептала я ей. — Ты сказала правду. Мама всегда с тобой. Всегда. 

Егор обнял нас обеих. В этот день я отстояла самое святое – право своего ребенка на достоинство. И поставила свекровь перед жестким выбором: уважать границы или потерять нас.