– Тебе от меня только деньги были нужны, – возмущался муж, когда я выгоняла его на работу

Утро. На диване, как приросший, лежал Сергей. Вторую неделю. Его «временный творческий кризис» плавно перетек в хроническую «диванную болезнь». Я вытирала со стола крошки после завтрака, который приготовила, пока он «отдыхал». 

— Сергей, — голос звучал спокойно. — Уже десять. Пора. Напоминаю, сегодня важная встреча у тебя. 

Он буркнул что-то невнятное, зарылся лицом в подушку. Телевизор, включенный на тихий звук, показывал утренние новости. Его ноутбук мирно дремал в углу. 

— Сергей! — Настойчивее. — Вставай. Опоздаешь. Нельзя же бесконечно… 

Он резко перевернулся, глаза мутные от сна и нежелания. 

— Отстань! — рявкнул он. — Вечно ты со своими придирками! Не могу я пару дней отдохнуть? Все деньги, да работа! Голова болит! 

«Голова болит» — его универсальный щит. Я глубоко вдохнула, глядя на этот хаос: скомканное покрывало, разбросанные носки, его бесцельное существование, пока я крутилась как белка в колесе между работой, детьми (к счастью, сейчас в лагере) и этим… наростом на диване. 

— Пару дней? Сергей, это вторая неделя! — не унималась я. — Ты не «отдыхаешь». Ты существуешь. А я существую за двоих. Пора возвращаться в реальность. Вставай. Сейчас же. 

Я подошла к окну, резко дернула штору. Комната залилась слепящим светом. Он зашипел, как затравленный зверь, и вдруг сорвался с места. Лицо его пылало от злости, несправедливой и детской. 

— Ага! — Он тыкал пальцем в мою сторону, его дыхание сбилось. — Я все понял! Тебе от меня только деньги были нужны, – возмущался он, уже почти крича, когда я спокойно, но твердо указывала на дверь. — Вот и гонишь, как раба на плантацию! Любви никакой! Одна расчетливость! 

Тишина. Гулкая, звонкая. Я посмотрела на него — на этого человека, с которым прожила десять лет. На его обиженное, инфантильное лицо. И неожиданно для самой себя, вместо гнева, почувствовала… спокойствие. 

Я обвела взглядом комнату: вымытые полы, его выглаженная рубашка, холодильник, полный еды, которую купила я на свою зарплату, пока он «искал вдохновение». 

— Деньги? — Мой голос прозвучал тихо, но с такой отчетливой, режущей ясностью, что он невольно смолк. — Сергей, ты серьезно? Посмотри вокруг. Твои деньги давно кончились. Вот это, — я широким жестом указала на порядок вокруг, — это мои деньги. Мои силы. Мои бессонные ночи. Моя любовь к нашему дому, которая выражается в делах, а не в словах с дивана. Тебе нужна была не жена, а обслуживающий персонал. Бесплатный. А когда потребовалось наконец встать и стать партнером, равным, ты обвиняешь меня в меркантильности? Смешно. И очень, очень грустно. 

Он стоял, словно парализованный. Его рот был приоткрыт, гнев сменился растерянностью, потом стыдом. Он увидел то, что упорно не замечал неделями: баланс сил, его беспомощность, мою усталость и ту самую, неподдельную правду. 

— Я… — он начал, но слова застряли.

— Встреча через час, — прервала я его. — Решай сам. Остаться «отдыхать» или попытаться что-то изменить. Но знай: мое терпение — не бездонный колодец. А бесплатный сервис — закрыт. 

Я услышала, как он неуклюже заковылял в ванную. Через десять минут дверь входная тихо щелкнула. Я подошла к окну. Он шел по двору, чуть ссутулившись, но уже не в пижаме, а в той самой выглаженной рубашке. 

Я распахнула окно. В комнату ворвался свежий ветер, разгоняя затхлый воздух и пылинки над опустевшим диваном. Если бы я жила с ним ради денег, он уже давно был один.