– Я – гражданская жена твоего Андрея, – сказала мне незнакомка, когда я пригласила ее войти

мнение читателей

Холодный ветер выл на кладбище, забираясь под пальто, трепал венки с жалкими пластиковыми цветами. Я стояла у оградки, вцепившись в холодный металл, не в силах оторвать взгляд от его лица на фотографии. Андрей. Улыбающийся. Вечно куда-то спешащий. 

— Марго, хватит, — голос Тани, моей подруги, прозвучал настойчиво. — Пора идти. Замерзнешь. 

Я кивнула автоматически. Пустота. После первых дней дикого горя наступила эта ледяная, всепоглощающая пустота. 

— Он не ангелом был, знаешь, — осторожно продолжила Таня. — Но… держался. Сейчас важно тебе держаться. Ради Максимки. 

Мысли путались. «Не ангел». Интересно, что бы ты сказала, Тань, если б знала… Я вспомнила ссоры, его вечные отлучки «на гонки», мои упреки, его раздражение. Десять лет. Два выкидыша, долгое лечение, слезы… и наконец – Максим. Наша радость. А теперь этот крест. 

— Пойдем, — Таня сжала мой локоть. — Максим ждет. 

***

Неделю спустя пришел Слава, его лучший друг, «брат по байкерскому клубу». Увидел на комоде подборку фотографий – Андрей молодой, за рулем мотоцикла, с Максом на плечах. 

— Рита, ты только… не делай из него икону, — пробурчал он. — Я, как друг, должен… Он был… сложным. Не всегда честным. Не стоил он таких слез. 

Я резко подняла голову: 

— Слава… 

— Ладно, ладно! — он отступил, подняв руки. — Молчу. Больше ни слова. 

«Что он хотел сказать? Что знал? Долги? Темные дела?» 

— Мы собрали немного, — он положил на тумбу в прихожей толстый конверт. — По уставу клуба. Кто чем мог. 

Я кивнула. Деньги мне были не особо нужны – я всегда зарабатывала больше Андрея, содержала семью, спонсировала его «железных коней». Слава ушел, а его намек грыз мой мозг по ночам, смешиваясь с горем. 

***

Ответ пришел сам. На пороге стояла женщина. Блондинка, в короткой юбке и кричащей куртке. Взгляд – оценивающий, наглый. 

— Ты, значит, Маргарита? — бросила она. — Наташа. Знакомиться пришла. 

— Простите, вы… кто? — я замерла в дверях. 

— Пустишь? Или на лестнице будем выяснять? 

Я машинально отступила. Она прошла. 

— Квартирка ничего, — констатировала она. — На совесть. 

— Наталья, объясните, что вам нужно? 

Она улыбнулась цинично: 

— А я — гражданская жена твоего покойного Андрюши. Вот так-то, «коллега». 

Мир поплыл. Бред. Кошмар. Сейчас проснусь… 

— Чего остолбенела? — она засмеялась. — Чаю не предложишь? Сестры по мужчине, все-таки! 

Руки сжались в кулаки. 

— Вам… что нужно? — прошипела я. 

— Наследство, милая! — она выпятила подбородок. — У нас с Андреем две дочки! Полине – десять, Светке – четыре. Он, подлец, в отцах не записан, но ДНК все докажет! Детишки-то не виноваты! 

Она достала телефон, швырнула его мне на колени: 

— Не бойся, не обманываю. Все доказательства тут. Фотки, переписка. Смотри, не стесняйся. В суд все равно пойду! 

Я взяла телефон. Зачем? На экране – мой Андрей. Улыбающийся. Но обнимал он ее, эту Наташу. Катал на плечах не Максима, а чужих девчонок. В переписке – его фирменные словечки, его глупые опечатки. 

Ярость вспыхнула, вытесняя боль. 

— О каком наследстве речь? — голос прозвучал твердо. — Искореженный мотоцикл и полусгнивший сарай в деревне? 

— Не ври! — взвизгнула Наташа. — Квартира! Половина – моим девочкам! Закон! 

— Это моя квартира, — холодно сказала я. — Куплена до брака, на деньги от продажи бабушкиной дачи. Андрей даже не прописан тут. 

— Бизнес же у него был! — не сдавалась она. 

— Нет. Он работал механиком. Я давала ему деньги даже на бензин. 

— Дом за городом! 

Я рассмеялась ей в лицо: 

— Бери его! Старая времянка на шести сотках! Мне не нужно! 

Она вскочила, схватила телефон, что-то невнятно выругала и вылетела из квартиры. 

***

Максим вернулся от бабушки. Я прибрала все следы Андрея, кроме его шлема на полке. Сын протянул мне конверт: 

— Бабуля сказала, отдать. Там что-то от психолога… из лагеря. 

В записке психолог писала: Максим случайно подслушал разговор отца по телефону и знает о второй семье. Боится, что папа его не любил. Рекомендовала проработать. 

Сердце упало. Я усадила сына рядом. 

— Макс… Ты знал про папины… другие отношения? 

Он кивнул, глядя в пол. 

— И… что ты думаешь? 

— А если у него другая семья… он нас не любил? — голосок дрогнул. 

Чтобы не заплакать, я крепко обняла его. 

— Давай подумаем. Он жил с нами? 

— Да. 

— Играл с тобой? Гулял? Укладывал спать? 

— Да… 

— Ты чувствовал, что он тебя не любит? 

Мальчик задумался, потом покачал головой: 

— Нет. Он меня любил. 

— Вот видишь, — я прижала его к себе. — Он жил с нами. Любил нас. Проводил время с тобой. И даже не говорил про других, чтобы нас не расстраивать. Мы были его настоящей семьей. Счастливой. И мы будем помнить его хорошим. Благодарить за то хорошее, что он нам дал. За тебя, мое солнышко. Он нас очень любил. И мы его любим. 

Максим уткнулся мне в плечо, напряжение постепенно уходило из его маленького тела. Верила ли я своим словам до конца? Не знаю. Но я выбрала в них верить. Выбрала благодарность за сына, за те светлые моменты, что были. Злость на мертвого – яд для живых. Я отпустила обиду, оставив в памяти только тепло. 

В рубрике "Мнение читателей" публикуются материалы от читателей.