– Я не могу отказать маме в таком удовольствии, – муж позволяет свекрови вмешиваться в наши финансовые решения

Вздох Максима прозвучал как стон. Он убирал бумаги в портфель, избегая моего взгляда. 

— Почему ты злишься? Мама хочет помочь. Она всегда за нас. 

— Помочь? — Я все еще не могла прийти в себя. — Макс, она заявила, что будет решать, как нам тратить наши деньги! А ты промолчал! 

— Я не промолчал, просто... 

— «Мама лучше знает, как нам распоряжаться» — твои слова! — Я вцепилась в край стола. — Три года я пахала, отказывая себе во всем, ради первого взноса. И теперь, когда появился шанс купить своё, твоя мама будет выбирать?! 

Лицо Максима стало каменным. Это упрямое выражение когда-то казалось милым. Теперь — нет. 

— Ты драматизируешь. Мама волнуется, чтобы мы не разорились на ремонте. У нее опыт. 

— А почему ты не сказал, что отдаешь ей часть зарплаты? — Вырвалось наконец. — Три года брака, Макс! Я думала, у нас нет секретов! 

— Это не секрет, — Он отвернулся. — Просто... не упоминал. Мама хранит деньги. Надежнее банков. Разве не они дали нам возможность на ипотеку? 

— Дело не в деньгах! В доверии! — Я села напротив. — Мы должны решать сами. Без оглядки на них. 

Я решила собрать всех вместе, чтобы все прояснить. Мои родители молчали. Его отец, Геннадий Петрович, смотрел в стол. Элеонора Сергеевна, свекровь, излучала ледяное спокойствие. 

— Какие у вас вопросы? — Ее голос резал воздух. — Мы с Максимом уже выбрали квартиру у нас в районе. Школа, поликлиника рядом... 

— Мама, мы не решили... — начал Макс. 

— Не решили?! Я договорилась о просмотре! 

— Элеонора Сергеевна, — вставила я, — мы ценим заботу. Но решение остается за нами. 

— Конечно! Но опыт старших... Геннадий? — Она искала поддержки. 

Муж ее поднял голову. В глазах — что-то новое, твердое. 

— Эля... — Он назвал ее домашним именем, непривычно. — Они правы. Должны решать сами. Я... всю жизнь позволял решать за себя. Отказался от мечты о мастерской, потому что ты сказала «рискованно». Теперь жалею. Не хочу, чтобы сын повторил это. 

Элеонора Сергеевна побледнела. 

— Ты... как можешь? После всего, что я сделала! Мы не голодали в лихие девяностые! 

— Мама, никто не спорит, — Максим наклонился к ней. — Но мы взрослые. Хотим жить сами. Ошибаться сами. 

— Ошибайтесь! — Она вскочила. 

— Элеонора Сергеевна, — осторожно вмешался мой отец. — Простите, но... ваш страх... он откуда-то? Может, был горький опыт? 

Свекровь замерла. Потом губы задрожали. Слезы? Никогда их раньше не видела. 

— Вы не знаете... — прошептала она. — В молодости... я вложила все сбережения в авантюру подруги. Остались ни с чем. Голодали. Клялась — никогда больше. Ни с собой, ни с детьми. 

— Мама... — Максим обнял ее. — Почему ты молчала? 

— Стыдно было. Хотела уберечь тебя. 

— Мы не вложимся в авантюры, — сказала я мягко. — Просто хотим свой дом выбрать сами. 

Она кивнула, вытирая щеку. Отпустить контроль оказалось больно. 

...

Ключи от нашей двушки в новом районе лежали тяжело и радостно на ладони. Максим обнял меня. 

— Ну, как? Страшно? 

— Страшно от счастья, — улыбнулась ему. 

И тут звонок в дверь. На пороге — Геннадий Петрович с пакетом. 

— Поздравляю, дети. Это от нас... с мамой. — Он протянул. — Она... готовит ужин. Не смогла прийти. 

Когда свекор ушел, я раскрыла пакет. Там были полотенца, посуда... и конверт. Внутри – круглая сумма. 

— Это мама, — Максим посмотрел на меня. — Примем? 

— Примем. Это же твои деньги, который ты ей переводил. И решим вместе, на что потратить. 

Он улыбнулся, беря мою руку. 

— Теперь это только наше начало.