Жена сказала, что родит мне ребенка, если я подарю ей квартиру

Жена стояла у окна, спиной ко мне, глядя на серые крыши. В руках она вертела брошюру какого-то элитного жилого комплекса. Я только что пришел с работы, еще не снял куртку. 

— Знаешь, — сказала она вдруг, не оборачиваясь. — Я готова. Готова родить тебе ребенка. 

Сердце екнуло, забилось чаще. Мы столько лет об этом говорили, мечтали... Но что-то в ее тоне заставило меня не броситься к ней с объятиями, а застыть на месте. 

— Правда? — выдавил я, чувствуя, как надежда борется с внезапным холодком внутри. — Это же отлично! Как ты решилась? 

Она повернулась. В ее глазах не было ни тепла, ни материнской нежности, которую я так ждал. Только холодный, расчетливый блеск. 

— Когда ты подаришь мне квартиру. Вот эту. — Она кивнула на брошюру в руках. — В «Престиж Холле». Трехкомнатную. С видом на парк. Тогда — да. Тогда я рожу тебе наследника. 

Я онемел. Смотрел на ее красивое, знакомое лицо и не узнавал его. Это был не разговор о любви, о продолжении рода. Это была сделка. Четкая, циничная. 

— Ты... шутишь? — пробормотал я. 

— Ни капли. — Она отложила брошюру на стол с таким видом, будто подписывает деловой контракт. — Я все взвесила. Ребенок — это ответственность, жертвы, изменения тела, карьеры. Моя цена — квартира. В моей собственности. Без твоего имени в договоре. Так справедливо. Ты получаешь сына или дочь. Я — гарантированное будущее. На случай... ну, всякого. 

Я молчал. Давление в висках нарастало. Квартира... Мы и так жили неплохо, в хорошей двушке, которую выплачивали вместе. Но «Престиж Холл» — это запредельные деньги, кредит на всю жизнь. Или продажа всего, что есть. Но не это било сильнее всего. 

Било другое. Слова: «На случай всякого». И этот ледяной взгляд. Я вдруг с ужасающей ясностью увидел ее не как мать нашего ребенка, а как бизнес-партнера, просчитывающего риски. Что будет, если ребенок родится нездоровым? Станет обузой? А если я потеряю работу? Если «всякое» случится раньше, чем она получит свою оплату? 

Я вспомнил, как мы когда-то, в начале, смеясь, придумывали имена. Как она говорила, что хочет дочку, чтобы заплетать ей косички. В ее глазах тогда светилось что-то настоящее, теплое. Куда это делось? 

— А... любовь? — спросил я тихо, почти шепотом. — Наше желание быть родителями... вместе? Это уже не в счет? 

Она усмехнулась, коротко и беззвучно. 

— Любовь — это прекрасно, дорогой. Но жизнь жестока. Я просто обеспечиваю себе тылы. Ребенок навсегда привяжет меня к тебе. Мне нужна компенсация за эту зависимость. Гарантия. 

Я подошел к окну, туда, где только что стояла она. Смотрел на тот самый парк, вид на который стоил состояние. Но я видел другое. Видел себя, читающего сказку сыну, которого еще нет. Видел его первые шаги, его смех. Видел его боль, его слезы. И видел рядом женщину, которая смотрит на него не с безграничной материнской любовью, а с оценкой – оправдал ли он свою «стоимость»? Не станет ли он обузой для ее нового, обеспеченного будущего? 

Сердце сжалось от боли и горечи. Мечта о ребенке была жива во мне, она кричала, рвалась наружу. Но рядом с ней теперь жил ужас. Ужас от мысли, что мать может любить не его самого, а квартиру, которую он «стоил». 

Я обернулся к ней. Она ждала ответа, уверенная в своей победе, в своей железной логике. 

— Нет, — сказал я тихо. — Не будет ни квартиры. Ни ребенка. 

Она замерла, глаза расширились от непонимания, потом в них мелькнул гнев. 

— Ты что, не хочешь детей? Все эти годы врал? 

— Я хотел ребенка. От женщины, которая хочет его больше всего на свете. Не как приложение к недвижимости. Не как страховой полис. Просто потому что это – наш ребенок. Наша любовь. Наше продолжение. — Голос дрогнул. — Ты показала мне, что для тебя это – сделка. Я не могу купить у тебя родительство. И не хочу. Потому что тогда это будет не мой ребенок. Это будет... товар. А я не хочу, чтобы мой сын или дочь были для своей матери товаром. 

Я прошел мимо нее, не глядя, в спальню. Просто чтобы побыть одному. Чтобы заглушить эту адскую боль от рухнувшей мечты. А в голове, громче любого крика, звучал один вопрос: что страшнее – никогда не стать отцом... или стать отцом ребенка, чья мать видит в нем лишь оплаченную услугу? Ответ, холодный и беспощадный, был уже в моем «нет».