– Зря ты решила соперничать со мной, – угрожающе прошептала свекровь, – мне еще никто в жизни не перечил

Я никогда не боялась свекрови. До того вечера.  

Мы сидели за обеденным столом, как часто бывало по субботам. Нина Петровна раскладывала столовые приборы. Мой муж Андрей резал салат, не замечая напряжения между нами.  

— Ты так и не научилась готовить солянку, — произнесла свекровь, отодвигая тарелку. Ее губы сложились в подобие улыбки. — Андрюша обожает мою.  

«Он женился на мне, а не на супе», — хотелось сказать ей, но я кивнула:  
— Научусь.  

Она прищурилась. С тех пор как мы переехали в этот дом, пока подбирали квартиру для покупки, Нина Петровна будто ждала повода. 

Вечером я увидела в кабинете Андрея письмо. Почерк — острые, как шипы, буквы — узнала сразу. «...Ты должен понять, сынок. Она не для тебя. Такие женщины ломают семьи». Письмо было датировано неделей до нашей свадьбы.  

— Зачем ты это сделала? — спросила я, положив лист перед ней. 

Нина Петровна даже не посмотрела на бумагу.  

— Защищала сына. Ты думала, я позволю кому попало войти в наш род? — Ее голос звучал спокойно, но в глазах вспыхнуло что-то первобытное. — Ты даже фамилию нашу не достойна носить.  

Я отступила на шаг, наткнувшись на край стола. Впервые за год она говорила открыто, без масок.  

— Андрей любит меня.  

— Любит? — Она рассмеялась. — Он любил свою собаку в детстве. Пока она не сдохла от крысиного яда.  

Холод пополз по спине. Свекровь приблизилась, запах ее духов — тяжелые амбровые ноты — заполнил пространство.  
— Зря ты решила соперничать со мной, — прошептала она, и каждый слог будто впивался под кожу. — Мне еще никто в жизни не перечил.  

На следующий день я начала рыться в ее прошлом.  

Старые соседи, обрывки разговоров, пыльные альбомы — все складывалось в жутковатый пазл. Первый муж Нины Петровны умер от «несчастного случая» на охоте. Второй — от инсульта в сорок лет. Андрей был единственным ребенком, выжившим из троих.  

— Мама никогда не говорит о сестрах, — пожал плечами муж, когда я осторожно спросила. — Они умерли в младенчестве.  

Но в коробке, которая стояла в кладовке, я нашла фотографии. Две девочки-погодки с бантами. На обороте надпись: «Шура и Катя, 1978».  

Свекровь застала меня там.  

— Любопытство — опасная штука, — сказала она, выхватывая снимок. Ее рука дрожала, но голос оставался ледяным. — Ты хочешь повторить их судьбу?  

Я вышла. Ее смех преследовал меня:  

— Иди! Всё равно вернешься.  

Андрей не поверил.  

— Мама переживает за нас, — гладил мои волосы, пока я тряслась. — Она жесткая, но не монстр.  

Но той ночью я проснулась от шума. Дверь в спальню медленно открылась, и силуэт в халате замер на пороге.  

— Спокойной ночи, доченька, — прошептала Нина Петровна. — Спи крепко.  

Потом я очнулась в больнице. Врачи говорят — отравление. Андрей не отходит от мамы, которая «так перепугалась за нас».  

Но я знаю правду. Даже здесь, под капельницей, чувствую ее взгляд сквозь стены. Она выиграла. Пока.  

Но в моем телефоне есть запись с ее угрозами. И я пока не собираюсь сдаваться. Игра только началась.