– Будете оплачивать коммуналку и все мои расходы, – заявила свекровь, – квартира все равно вам достанется

Коммунальные квитанции легли на стол с таким видом, будто это были королевские указы. Свекровь, Мария Степановна, сидела напротив, ее лицо — маска непоколебимой уверенности. 

— С этого месяца будете оплачивать коммуналку полностью, — заявила она, не глядя ни на меня, ни на мужа Сергея. — И все мои основные расходы: продукты, лекарства. Небольшие, конечно. Вы же не хотите, чтобы ваша мать нуждалась? 

Мы переглянулись. Помогали всегда – продукты привозили, лекарства покупали, часть коммуналки покрывали. Но это… это было иное. 

— Мама, мы и так помогаем, — осторожно начал Сергей. 

— Помогаете? — Она фыркнула. — Крохи! А я старая, одна… Квартира-то моя большая, содержание дорогое. Но вы не волнуйтесь, — ее голос вдруг стал сладковато-убедительным, — все ваши вложения окупятся. Квартира ведь вам потом достанется. Естественно. 

В ее «естественно» прозвучала такая наглая уверенность, что у меня внутри все сжалось. Как будто мы были не родные люди, а какие-то инвесторы, вкладывающие в недвижимость. Мы молча собрались и уехали. Горечь стояла комом в горле. Не от денег – от бесцеремонности, от этого циничного расчета под маской материнства. 

А потом был тот злополучный звонок. Золовка, Ольга, позвонила якобы просто поболтать. Разговор зашел о матери, о ее капризах. 

— Представляешь, — вдруг доверительно понизила голос Ольга, — она мне вчера опять бумаги показывала. Переписала завещание уже лет пять назад, после той истории с дядей Мишей. Так что квартира – моя, бесспорно. Говорит: «Сын с невесткой и так обеспечены, а тебе, дочка, нужнее». 

Мир на мгновение остановился. Я сидела с телефоном у уха, не в силах вымолвить ни слова. Вся «естественность» свекрови предстала во всей своей мерзкой наготе. Она не просто манипулировала нашим чувством долга, она откровенно нас обманывала, выкачивая деньги под ложным предлогом наследства, которое уготовила любимой дочери. А Сергей? Ее родной сын? Он был лишь средством для содержания ее имущества, которое уйдет к сестре. 

Когда Сергей вернулся с работы, я не стала тянуть. Выложила горькую правду от Ольги. Видела, как каменеет его лицо. Как гаснут глаза. Боль, обида, разочарование – все смешалось в его взгляде. Он молчал долго, сжимая кулаки. 

— Знаешь, а ведь… она права, — наконец произнес он хрипло. — Квартира – ее. Она вправе оставить ее кому хочет. Но… — Он поднял на меня глаза, в них появилась твердость. — Но и мы вправе решать, как распоряжаться своими деньгами. Особенно когда нас держат за дураков. 

Мы говорили почти всю ночь. Спокойно, без истерик, но с ледяной ясностью. Помогать матери – да. Она пожилая, одинокая. Но – только в самом необходимом. Лекарства по рецепту? Да. Базовые продукты? Минимум. А вот полная оплата коммуналки за трехкомнатную квартиру, которая достанется Ольге? Бесконечные «небольшие расходы»? Нет. Пусть теперь дочь, будущая хозяйка этого жилья, тоже вкладывается в его содержание и благополучие своей матери. Пора разделить ответственность и финансовую нагрузку. 

На следующее утро Сергей позвонил Марии Степановне. Говорил спокойно, но не оставляя места для возражений. Я слышала, как на том конце сначала взвизгнули, потом начали возмущаться, потом умолять. Но решение было твердым. Мы сбросили сумму на самое необходимое. Остальное – забота Ольги. 

С тех пор в доме свекрови воцарилась ледяная тишина в наш адрес. Но в нашей маленькой квартире стало как-то… легче дышать. Легче от того, что больше никто не смеет покупать нашу совесть ложными обещаниями. Мы платим лишь за то, что считаем нужным. За подлинную помощь, а не за призрачное наследство, которого для нас никогда и не существовало. И эта свобода от чувства долга, навязанного обманом, бесценна.