Дети не хотят общаться с отцом после развода, а он обвиняет в этом меня

Каждый раз, когда звонит этот номер, у меня холодеет внутри. Сегодня – не исключение. На экране светится имя «Андрей». Как постскриптум к жизни, который не желаешь перечитывать. 

— Алло, — голос мой спокоен, но пальцы сжимают телефон. 

— Ты довольна? — в голосе злоба. — Совсем отвадила их от меня? Неделю не берут трубку, на встречу в воскресенье не пришли! Конечно, это твоих рук дело! 

Я смотрю в окно, где Маша рисует на асфальте мелом, а Сережа гоняет мяч. Мои солнышки. Мои раненые солнышки. 

— Андрей, они не пришли, потому что ты в прошлый раз опоздал на два часа. А когда приехал, сказал, что «мужики не должны плакать из-за ерунды», когда Сережа расстроился, что не успели в кино. Помнишь? — Голос держу ровно. — А Маша до сих пор помнит, как ты в ее день рождения назвал подарок от бабушки «дешевкой». Вслух. 

— Выдумываешь! — рявкает он. — Это ты им в головы всякую чушь вбиваешь! Настраиваешь против меня! Удобно же – очернила отца, теперь сама героиня! 

Раньше эти обвинения резали. Вызывали слезы, оправдания. Но не сегодня. Сегодня я вижу перед глазами не его искаженное злобой лицо, а глаза Сережи, полные разочарования в прошлое воскресенье. Слышу тихий голос Маши: «Мама, а папа правда считает, что я люблю только дорогие подарки?». 

— Я их не настраиваю, Андрей, — говорю я спокойно. — Я лишь убираю осколки после твоего визита. Каждый раз. Ты спрашиваешь, почему они не хотят общаться? Спроси лучше у себя. Спроси, сколько раз ты слушал Сережины рассказы о динозаврах, не отрываясь от телефона? Спроси, почему на школьный спектакль Маши ты пришел один раз за три года? Или почему твои «воспитательные беседы» всегда начинаются с крика? 

— Я их отец! — гремит он. — Я имею право! 

— Имеешь, — соглашаюсь я. — Имеешь право быть отцом. Но это – не титул, который дается раз и навсегда. Это – глагол. Действие. Ежедневный труд. Труд, от которого ты самоустранился давно. Еще до развода. А теперь хочешь, чтобы они бежали к тебе по первому зову? У них есть память. И чувства. 

Тишина в трубке. 

— Ты… ты просто мстишь мне, — бормочет он уже без уверенности. 

— Я защищаю их, — поправляю я. — От твоей жестокости, равнодушия и несправедливых обвинений. Если ты хочешь, чтобы дети снова захотели с тобой общаться – начни с себя. С извинений. С попытки услышать их. С пунктуальности. С уважения. Но это – твоя работа. Не моя. Я больше не твой буфер и не козел отпущения. 

Еще одно молчание. 

— Ладно, — бросает он и кладет трубку. 

Я опускаю телефон. Выхожу на крыльцо. Маша подбегает, показывает рисунок – яркое солнце над домом. 

— Мама, смотри! — Она указывает на асфальт. 

— Красиво, солнышко, — обнимаю ее. 

Сережа бросает мяч, и он катится к моим ногам. Я поднимаю его, чувствуя его вес – вес настоящего, живого, того, что требует любви здесь и сейчас. Не в прошлом. Не в иллюзиях. А здесь, на этом теплом асфальте, под нашим общим солнцем.