– Ему племянник ближе по крови, чем твой сын! – не унималась золовка, когда получила отказ на свою просьбу

Душный вечер и усталость после работы. Я готовила ужин, когда позвонила Света. Золовка. Голос ее, обычно громкий и напористый, сегодня звучал сладко-приторно. 

— Анечка, солнышко! Слушай, у меня к тебе огромная просьба! — начала она без предисловий. — Вы же с Игорем в Сочи собираетесь? Чудесно! А Глебика моего не возьмете? Всего на недельку! Ему так с Кириллом интересно, а у нас с Витей планы... 

Глеб – ее восьмилетний сын. Мальчик, в общем-то, неплохой, но... гиперактивный, избалованный, привыкший, что весь мир крутится вокруг него. Одна мысль о том, чтобы нести ответственность за него 24/7 в чужом городе, на пляже, где глаз да глаз нужен даже за своим двенадцатилетним Кириллом, вызывала у меня тихий ужас. Кирилл – мой сын от первого брака. С Игорем мы вместе три года, он принял Кирилла как родного, и мальчик отвечает ему доверием и теплотой. Но неделя с Глебом... Нет. 

— Свет, прости, но... — я постаралась сделать отказ мягким. — Мы не можем. Это слишком большая ответственность. Чужой ребенок, море... Я просто не готова взять это на себя. Да и Кирилл рассчитывал на отдых с нами, без компании. 

Молчание на том конце. Потом – ледяной тон: 

— Понятно. Очень жаль. — И бросила трубку. 

Я вздохнула. Конфликт был неизбежен. Но я не ожидала, что он разразится так быстро. Через час на пороге стояла Света, лицо пылало, глаза горели обидой и гневом. 

— Можно? — Она почти вбежала в прихожую, не дожидаясь ответа. — Объясни мне, Анна! Почему? Потому что Глеб тебе не родной? Он же племянник Игоря! А ты отмахнулась, как от назойливой мухи! 

— Света, я же объяснила по телефону, — попыталась я успокоить ее, ведя на кухню. — Речь не о родстве, а об ответственности. За чужим ребенком, да еще таким непоседой, у моря – это огромный стресс. Я не няня. 

Она фыркнула, устроившись на стуле, будто занимая оборонительную позицию. 

— Чужим? Ага! А твой-то Кирилл для Игоря кто? Пасынок! Чужой по крови! — Она выпалила это с таким презрительным шипением, что у меня перехватило дыхание. — А Глеб – родной! Плоть от плоти! Ему племянник ближе по крови, чем твой сын! Вот что я думаю! И Игорь, уверена, со мной согласен! Просто он у тебя под каблуком! 

Горло сжалось. Она перешла самую страшную черту. Тронула самое святое – моего сына и наши с Игорем отношения. Кричать и оскорблять в ответ – опуститься до ее уровня. Я посмотрела ей прямо в глаза, и мой голос звучал ровно и холодно: 

— Ты права в одном, Света. Глеб – родной Игорю по крови. Но ты глубоко ошибаешься во всем остальном. Во-первых, мой сын, Кирилл, для Игоря – не "чужой". Он – часть меня. А я – жена Игоря. Мы – семья. Семья, которую Игорь выбрал сам и строит каждый день. — Я сделала паузу. — Во-вторых, близость измеряется не только кровью. Она измеряется любовью, заботой, уважением, которые Игорь щедро дарит Кириллу, и которые Кирилл ему возвращает. И в-третьих, — голос мой стал еще тише, но отчётливей, — моя ответственность как матери – в первую очередь перед моим ребенком. Его безопасность, его комфорт, его отдых – мой приоритет. Я отказала тебе не из-за отсутствия родственных чувств к Глебу, а потому что осознаю пределы своих сил и своей ответственности. А твои слова о моем сыне и моем муже... — Я снова посмотрела ей в глаза, и она невольно отвела взгляд. — Они недостойны и оскорбительны. Тебе пора идти. 

Она сидела, открыв рот. Потом что-то пробормотала, вроде "Ну, я пошла...", и почти выбежала из кухни. 

Я стояла, опершись о стол. Из гостиной вышел Игорь. Он молча подошел, обнял. 

— Все слышал, — тихо произнес он. — Ты верно сказала. И она, конечно, чудовищно неправа. Кирилл – мой сын. 

Кровь – это данность. Но настоящая семья, та, что согревает душу, строится на другом. На выборе, на любви, на ответственности. И никто, даже самая ядовитая золовка, не сможет разрушить то, что мы с Игорем создали для Кирилла и для себя. В этом доме царила наша любовь – и этого было достаточно.