Купили отдельный холодильник в свою комнату, а свекровь устроила скандал

Мы переехали к его маме месяц назад, после того как решили сделать небольшую перепланировку в своей квартире и там невозможно стало находиться из-за пыли и шума. «На время», — повторял муж, загружая коробки в багажник. 

Свекровь, Татьяна Игоревна, держала дом в ежовых рукавицах. Каждая чашка на кухне имела своё место, каждый коврик — уголок. Но главным её детищем был холодильник — огромный, белый, гудящий как самолёт. В нём хранилось всё: от солений до лекарств «на всякий случай». И мои греческие йогурты, купленные по акции, неизменно исчезали в чреве этой машины, чтобы никогда не вернуться.  

— Мама, мы купили холодильник, — осторожно начал Андрей за ужином в пятницу. 

— Какой ещё холодильник? — Татьяна Игоревна отставила тарелку.  

— Маленький. В нашу комнату. Чтобы не мешать тебе.  

Тишина. Потом грохот ложки о стол.  

— Вам что, моя кухня не нравится?! — её голос взлетел до сопрано. — Я вас кормлю, как поросят, а вы… отдельную жизнь заводите?!  

Андрей попытался вставить что-то о личном пространстве, но свекровь уже встала, опираясь на спинку стула:  

— Завтра же его увозите! Или я… я… — она закашлялась от нахлынувших эмоций.  

Холодильник привезли в субботу утром. Компактный, молочно-белый, с наклейкой «No Frost» на дверце. Его занесли в квартиру, пока Татьяна Игоревна была на рынке. Установили в угол комнаты, рядом с комодом. Первыми в него отправились бутылка вина и сыр «Дор Блю» — символы нашей прежней, «взрослой» жизни.  

— Теперь хоть ужинать в постели будем, — шутливо щёлкнула я крышкой, но муж нервно улыбнулся.  

Она вернулась в четыре. 

— Что это?! — рёв из-за двери заставил меня вздрогнуть. Татьяна Игоревна взглядом прожигала холодильник.  

— Вы… вы… — она задыхалась, — Унижаете меня! Думаете, я вас отравлю? Или украду ваши деликатесы?!  

Андрей шагнул вперёд, пытаясь прикрыть меня:  

— Мама, это просто для удобства…  

— Удобства?! — она схватилась за сердце. — Я шесть раз в день готовлю, а вы… холодильник!  

Тут я не выдержала. Обиды вырвались наружу:  

— Татьяна Игоревна, ваши котлеты плавают в масле! А вчера вы выкинули мое авокадо, сказав, что это «испорченный огурец»!  

Она кричала о неблагодарности, я — о границах. Андрей метался между нами, как мячик. Вдруг свекровь резко замолчала, уставившись на холодильник.  

— И сколько это стоило? — спросила она ледяным тоном.  

— Недорого, — пробормотал муж.  

— Недорого… — она окинула взглядом комнату: наши книги на подоконнике, мой халат. — Значит, у вас есть личные деньги. И личная жизнь. А я тут лишняя…  

Она вышла.  

Когда Андрей ушёл «проветриться», я услышала шум. Свекровь сидела на кухне, листая альбом с фотографиями. На столе перед ней стояли три тарелки: её знаменитые блины, мёд и… моё авокадо, аккуратно нарезанное кубиками.  

— Саша, — она не повернулась, — Андрюша в пять лет украл из магазина жвачку. Я его отругала тогда на весь квартал. А ночью положила ему под подушку две штуки… Чтобы знал: мама всегда даст, что нужно.  

Я молча села напротив. 

— Когда мы с отцом Андрюши только поженились, — продолжала она неожиданно тихо, — его мать выкинула мой сервиз. Говорила, фарфор — роскошь, а я… выскочка. Я поклялась, что никогда не стану такой. А теперь… — Голос её сорвался.  

Я не нашлась, что ответить. Она выдохнула, словно решилась на признание:  

— Боюсь, Саша. Что станете чужими за этой железной дверцей. Что мой мальчик… — Она закусила губу, резко встала и открыла шкаф. — Возьми. — Сунула мне банку с вишнёвым вареньем, где ягодки плавали, как рубины. — Андрюша его обожает. На утро… — она махнула рукой в сторону нашей комнаты.  

— Спасибо, — пробормотала я.  

— И не вздумайте молчать, если котлеты жирные! — вдруг добавила она, уже своим привычным тоном. — Я ж не экстрасенс, чтобы мысли читать.  

Когда я вернулась вечером с работы, холодильник тихо гудел. На его верхней полке, рядом с сыром, стояла банка варенья. А еще котлеты — без единой капли масла.