– Максимушка будет учиться в университете, а младшему и колледжа хватит, – заявила свекровь

Тихий семейный ужин. Аромат еды, смех Максима, рассказывающего что-то про школу, сосредоточенное сопение Юры над задачкой по математике. Казалось, обычный вечер. Пока свекровь, Анна Степановна, отложив ложку, не произнесла то, что перевернуло все. 

— Ну, Максимушка-то у нас головушка светлая, — начала она с напускной нежностью, поглаживая старшего внука по голове. — Ему, конечно, в университет дорога. Настоящим человеком станет. А вот Юрке... — Она махнула рукой в сторону младшего, не глядя на него. — Ему и колледжа хватит. Рабочие руки тоже нужны. Не всем же профессорами быть. 

Максим замер, его улыбка растаяла, сменившись растерянностью. Юра поднял голову. Я увидела, как его глаза – обычно такие живые, озорные – стали огромными и испуганными. Он вжался в стул, словно пытаясь исчезнуть. Этот взгляд пронзил меня острее ножа. 

Несправедливость, такая откровенная, такая жестокая по отношению к моему младшему, к его еще не раскрывшимся талантам и мечтам, переполнила чашу. 

— Анна Степановна, — голос мой звучал без тени прежней почтительности. — Вы только что сказали нечто совершенно недопустимое. — Я посмотрела на нее пристально. — Мои дети – оба моих ребенка – равны. Их будущее определят их способности, их желания и наш с мужем труд. Не ваши предрассудки о том, кому «достаточно» колледжа. 

Она попыталась вставить слово, открыла рот: 

— Да я же просто... 

— Нет, — я перебила ее резко. — Никаких «просто». Вы оскорбили моего сына. Прямо за этим столом. Вы дали ему понять, что считаете его менее достойным, менее умным, менее важным, чем его брата. Это – конец. 

Она побледнела. 

— Я больше не позволю вам высказывать подобное в моем доме. Ни о Юре, ни о Максиме. Их образование, их пути в жизни – это решение их, их отца и меня. Только нас. — Я сделала паузу. — Ваше мнение на этот счет больше не интересует никого здесь. И не будет высказываться. Понятно? 

Юра смотрел на меня с надеждой. Максим напряженно сжимал кулаки, он бы не дал брата в обиду. Свекровь опустила глаза. Гордый подбородок дрогнул. Она молча встала из-за стола. Ни слова оправдания, ни привычного ворчания. Просто молча взяла сумочку и направилась к выходу. Дверь за ней закрылась. 

С тех пор Анна Степановна больше никогда не позволяла себе комментариев об учебе или будущем мальчиков. Она приходила, говорила о погоде, о здоровье, даже пыталась как-то заигрывать с Юркой. Но тот вечер, та ледяная тишина после моих слов, висела между нами незримой стеной. Она поняла главное: переступить черту материнской защиты – значит потерять доступ. А я научила своих сыновей главному: их ценность – не в дипломе, а в них самих, и мать эту ценность защитит от любого, даже от родной бабушки.