Муж хочет, чтобы я была похожа на жену его друга, но к моему желанию оказался не готов

Мы сидели за ужином, когда он впервые сравнил меня с Дашей. 

— Ты видела, как она вчера улыбалась Антону за столом? — Дмитрий отхлебнул вина, не поднимая глаз. — Как будто весь мир для нее — он один.  

Даша — жена его лучшего друга. Женщина, чей образ он теперь, видимо, решил вручить мне, как манекену платье не по размеру.  

— А ты слышал, как Антон принес Даше кофе в постель в прошлые выходные? — спросила я, стараясь говорить спокойно. — Или как он весь вечер мыл посуду, пока мы с Дашей болтали на кухне?  

Дмитрий фыркнул, отодвигая тарелку.  

— При чем тут это? Я говорю о простых вещах. О внимании. О том, чтобы… — он жестом очертил что-то расплывчатое в воздухе, — быть мягче.  

Мягче. Это слово он повторял все чаще. Сначала оно касалось моего голоса («Почему ты так резко отвечаешь?»), потом — одежды («Может, платья вместо джинсов?»), а теперь, кажется, требовало перекроить саму душу.  

— Хочешь, чтобы я стала как Даша? — я откинулась на стуле, чувствуя, как трещина между нами расширяется. — Тогда давай начнем с тебя. Хочешь ее улыбок? Стань как Антон.  

Он поднял брови.  

— Что?  

— Он каждое утро готовит завтрак. Помнит о годовщинах. Слушает, когда она говорит, а не кивает, уткнувшись в телефон. — Голос мой звенел. — Ты хочешь, чтобы я копировала ее жесты? Тогда научись, как он, целовать меня в шею, когда я режу лук. Или… — я встала, подбирая слова, которые годами копились в ящике «неудобных», — перестань ворчать, что я слишком много работаю, когда сам пропадаешь в гараже с друзьями.  

Дмитрий покраснел. Не от смущения — от гнева.  

— Ты сравниваешь нас с ними? Серьезно? Антон… Антон просто…  

— Идеальный? — я засмеялась горько. — Нет. Просто он старается. А ты хочешь, чтобы старалась только я.  

Он вскочил.  

— Я не прошу невозможного! Просто иногда… иногда мне кажется, что тебе все равно.  

Это было правдой. Не все, но часть. Месяцы его упреков — за то, что я забывала купить его любимые печенья, за смех «слишком громкий», за отказ бросить йогу по субботам ради его внезапных планов — высушили нежность, как пустыня росу.  

— Мне все равно, — сказала я тихо. — Но не так, как ты думаешь. Мне все равно, что ты видишь в Даше сказку, а во мне — список правок. Что требуешь тепла, не дав его сначала.  

Он замер, будто впервые заметил, что я не фотография, которую можно перекадрировать. Может, мое молчание все эти месяцы он принял за согласие?  

— Ты… хочешь, чтобы я изменился? — он произнес это слово, как будто оно обжигало язык.  

— Хочу, чтобы ты перестал искать в других то, чего не даешь сам. — Я взяла свою тарелку, еда остыла, как и наше «мы». — Или признай: тебе нравится Даша. Не ее ужины, а то, как на нее смотрит Антон. Ты хочешь быть им — тем, кто нужен. Но для этого придется стать другим. Готов?  

Он не ответил. Прошел мимо. Дверь в спальню захлопнулась.  

Я осталась на кухне, глядя на свое отражение в черном окне. Может, мы оба виноваты? Он — в том, что потребовал маску вместо лица. Я — в том, что слишком долго молчала, копя обиды, как пыль под ковром.  

Но когда утром он попытался обнять меня, я отстранилась. Не из злости — из страха. Потому что в его глазах все еще читался вопрос: «Почему ты не можешь быть проще?». А в моем молчании — другой: «Почему ты не можешь любить меня такой?».  

Антон и Даша… Возможно, их история тоже не идеальна. Может, она злится, когда он забывает вынести мусор, а он раздражается, что она слишком много тратит на свечи. Но они выбрали друг друга целиком — с царапинами и трещинами.  

Мы же все еще торгуемся.