Муж сильно изменился после рождения дочери, я не могла это принять и решила выяснить, в чем дело

Когда я впервые увидела Сергея с нашей дочерью на руках, мне показалось, что его глаза излучают тот же восторг, что и в день нашей свадьбы. Но уже через неделю после возвращения из роддома что-то щелкнуло. Как будто подменили. 

Раньше он задерживался на работе, только если горел проект. Теперь же находил причины не приходить вовремя даже в выходные. «Надо доделать отчет», «Клиент экстренно вызвал» — оправдания звучали как заученные фразы. По ночам он перестал подходить к кроватке, даже когда Алиса плакала так, что соседи стучали по батарее. «Ты же лучше справляешься», — бормотал он, поворачиваясь к стене. Его спина стала для меня стеной из колючей проволоки. 

Однажды ночью, когда я в сотый раз встала к дочери, заметила, что его телефон светится под подушкой. Сергей никогда не оставлял гаджеты в спальне — говорил, что излучение вредно для ребенка. Сдвинула подушку дрожащими пальцами. Не сообщения от любовницы, не тайные переписки… На экране горел сайт психологического форума. Открытая вкладка — «Страх причинить вред ребенку». В истории браузера — десятки похожих запросов за последний месяц. 

Сердце упало в пятки. На кухне, разогревая бутылочку, я вспомнила, как он впервые взял Алису на руки: его пальцы дрожали так, что врач сделала замечание. Как неделю назад он резко отдернул руку, когда малышка ухватилась за его палец, будто обжегся. 

— Ты ненавидишь ее? — спросила я наутро, перекрывая выход из ванной. Он попытался обойти меня, но я уперлась ладонью в дверной косяк. — Видела твой телефон. 

Сергей побледнел, будто я разоблачила его. Потом медленно опустился на краешек стиральной машины, обхватив руками голову. Он произнес слова, от которых мороз пробежал по коже:

— Я… боюсь к ней прикасаться. Каждый раз, когда она плачет, кажется, что если возьму на руки — сломаю что-нибудь. Как отец… 

Он резко замолчал. Я присела рядом, прикоснулась к его плечу. Тогда он рассказал про детство в семье отца-алкоголика, про сломанное ребро в семь лет, про клятву никогда не заводить детей. Историю, которую тщательно скрывал все шесть лет нашего брака. 

На следующий день мы сидели в кабинете перинатального психолога. Мой муж, который раньше считал психологов шарлатанами, теперь сам ждал от них помощи, потому что сам не справлялся. Сергей, стискивая подлокотник кресла, повторял как заклинание: «Я не хочу быть как он». Алиса мирно сопела у меня на руках, ухватившись за его большой палец. В этот раз он не отдернул ладонь. 

Сейчас, глядя, как он осторожно качает нашу двухлетнюю дочь под «Let it be» — ту самую песню, что играла на нашем первом свидании, — я понимаю: его перемены были не концом, а началом. Не бегством, а мучительным рождением в новую роль. 

Мы до сих пор ходим на терапию. Иногда по ночам он все так же ворочается, услышав всхлипы из детской, но теперь встает первым. И когда его большие ладони, те самые, что дрожали от страха, бережно поправляют одеяльце вокруг Алисиных пяток, я ловлю себя на мысли: возможно, именно так выглядит настоящая смелость.