Муж уехал проведать родителей, а вернулся домой с ребенком

Стекло чашки уже остыло, а я все смотрела в окно. Дождь стучал по подоконнику, повторяя ритм моего беспокойства. Максим уехал к родителям три дня назад – «проведать стариков», сказал. Но что-то было не так. Перед отъездом он нервничал, избегал моего взгляда, его телефон внезапно обрел режим «вечной вибрации». Я отмахивалась от предчувствий: работа, усталость. Но теперь, в тишине пустой квартиры, они накатывали волнами. 

Фары в окно – это он! Сердце ёкнуло, смесь облегчения и тревоги. Я бросилась к двери, уже представляя его улыбку, холодные от дождя щеки, привычное: «Привет, зайка!». 

Дверь открылась. Максим стоял на пороге, мокрый, усталый. Но не один. Из-за его ноги выглядывал мальчик. Лет пяти. Огромные серые глаза, как у Максима, испуганно смотрели на меня из-под капюшона темно-синей куртки. Лицо бледное, осунувшееся. Он крепко сжимал руку моего мужа. 

Я замерла. Словно все звуки мира – дождь, тиканье часов – исчезли, оставив только гул в ушах. Максим не вошел, не поцеловал меня. Он стоял, впиваясь взглядом в пол, его пальцы белели от напряжения на ручке чемодана. Мальчик прижался к его ноге сильнее. 

— Макс? Кто… это? 

Он посмотрел на меня. 

— Марина, — он сделал шаг внутрь, осторожно подтягивая ребенка. — Заходи, Саша, не бойся. 

Мальчик переступил порог. Я не могла отвести глаз от его лица. Слишком знакомый овал, разрез глаз… как будто маленькая копия Максима из детских альбомов. 

— Объясни, — потребовала я, чувствуя бессилие. — Сейчас же. Чей ребенок? Почему он с тобой? 

Максим вздохнул, поставил чемодан. Саша притих, словно чувствуя грозовую напряженность между взрослыми. 

— Я не ездил к родителям, — начал он тихо. — Я поехал… в Нижний. 

— В Нижний? Зачем? — холодная волна прокатилась по спине. У него там ничего не было… кроме… 

— Там умерла Лена, — он выдохнул имя своей бывшей девушки, с которой расстался за два месяца до нашей встречи. Я знала о ней, как о главе из прошлого, давно закрытой. — Месяц назад. От скоротечной пневмонии. Никто не знал… что у нее был сын. Саша. 

Он опустил руку на плечо мальчика. Тот вздрогнул. 

— Его… отдали в приют? — прошептала я, уже догадываясь. 

Максим кивнул, его челюсть напряглась. 

— Да. Пока разбирались… Я узнал поздно. Позвонили из органов опеки. Лена… она... — Голос его сорвался. 

Он посмотрел на Сашу, и в его глазах вспыхнула боль, смешанная с невероятной нежностью. 

— Я не мог оставить его там, Марина. Не мог. Даже не думая… я поехал. Забрал его. Временно, пока… — он запнулся, наконец, посмотрев мне прямо в глаза. — Пока мы не решим. 

Я смотрела на мальчика. На его вьющиеся темные волосы, на дрожащую нижнюю губу. Его серые глаза, такие родные и такие чужие, были полны слез. В них читался немой вопрос: «А меня здесь оставят?» 

Я увидела в них не призрак прошлого мужа, а маленького, беззащитного человека, потерявшего все. Увидела отражение той боли, что была сейчас в глазах Максима – боли отца, впервые увидевшего своего сына в детском доме. 

Сердце сжалось, но уже не от шока или ревности. От чего-то большего. От щемящей жалости и странного, зарождающегося чувства ответственности. Я сделала шаг вперед. Саша инстинктивно отпрянул за спину Максима. 

— Привет, Саша, — сказала я как можно мягче, опускаясь на корточки, чтобы быть с ним на одном уровне. — Я Марина. Ты, наверное, очень устал? 

Он молча кивнул. 

— Пойдем, — я поднялась и посмотрела на мужа. Его лицо было маской ожидания приговора. — Пойдем домой. Сначала горячий чай. И ванна. А потом… — я глубоко вдохнула, глядя на двух парней с одинаковыми серыми глазами, стоявших на моем пороге, — потом будем разбираться. Всей семьей. 

Я протянула руку не Максиму, а Саше. Он колебался секунду, потом робко положил свою маленькую, холодную ладошку в мою. Его пальчики дрожали. Максим выдохнул так, будто сбросил неподъемную ношу, и в его глазах блеснула надежда, смешанная с безмерной благодарностью. Мы вошли в квартиру, оставляя за спиной холод и дождь. Дверь закрылась. Началась другая жизнь. Сложная, непредсказуемая, но наша. Втроем.