– На маму тоже купи продукты, а то она всю пенсию в салоне оставила, – попросил муж

Пакеты с продуктами впивались в ладонь красными полосами. Я остановилась у подъезда, переводя дыхание: третий этаж без лифта, ноги после смены ноют, а муж еще с утра попросил: «Не забудь к маме зайти. Опять сказала, в парикмахерской всю пенсию оставила». Говорил так, будто речь шла о капризном подростке, а не о женщине, которая тридцать лет таскала на заводе чугунные заготовки.

Дверь в квартиру свекрови открылась с привычным скрипом. 

— Ты что, как привидение? — она вышла из кухни, и я замерла. Ее седые волосы, обычно собранные в тугой пучок, теперь ниспадали мягкими волнами с медным отливом. Свекровь крутанулась на месте, словно девочка: «Нравится? Новую краску привезли».

— Красиво, — выдавила я, глядя на облупившиеся обои за ее спиной. В салоне-то она деньги оставляет, а на ремонт уже лет десять «не время».

— Иди чай пить, я пряники купила, — свекровь потянула меня за рукав в кухню. Рядом с треснувшей сахарницей лежал чек из салона красоты: 9700 рублей. Ровно половина ее пенсии.

— Зачем тратишься на это? — не удержалась я. — Холодильник-то пустой, кроме кефира и яиц...

Она налила чай.

— Ты же сама говорила: «Хоть иногда радуй себя». Вот я и радуюсь, — она провела рукой по волосам. 

Я развернула пакет с продуктами: гречка, курица, яблоки. Свекровь засуетилась: «Ой, зачем столько? Я же просила только хлеб...»

— Муж наказал, — буркнула я, и сразу пожалела. Она замолчала, убирая в холодильник упаковку фарша. 

— Знаешь, — вдруг сказала она, не оборачиваясь, — когда волосы крашу, кажется, будто мне снова двадцать пять. Стою перед зеркалом в салоне, а за окном тополя шелестят, как тогда во дворе общежития... — Голос дрогнул. — Муж первые полгода после свадьбы на обеды копил, чтобы раз в месяц меня в парикмахерскую водить. Говорил: «У тебя волосы как у принцессы из кино».

Я сжала горячую кружку. Ее муж умер. Свекровь после этого ни разу не красилась — пока я не родила свою Лизку. Помню, как она пришла в роддом с неестественно черными волосами: «Чтобы внучку не пугать сединой».

— Мам, — я встала. — Давай в выходные съездим в торговый центр? Купим тебе новое платье.

Она резко обернулась, прижимая к груди пачку масла: «Что ты! У тебя же кредит за машину, Лизке на танцы нужно...»

— Поедем, — перебила я, внезапно понимая, что эти пряди — не каприз. Это бронежилет против старости, который она шьет из последних лоскутов достоинства. 

Когда я спускалась по лестнице, телефон завибрировал: сообщение от мужа. «Купила ей всё?» — светился экран. Я вспомнила про последние пятьсот рублей в кошельке, которые отложила на бензин.

— Заезжай в цветочный, — написала в ответ. — Маме розы нужны. Белые.

Возле дома, разминая затекшие пальцы, я вдруг вспомнила: свекор всегда дарил ей белые розы. В дешевой оберточной бумаге, с обрезанными шипами. Она ставила их в банку из-под компота и смеялась: «Нам бы на хлеб экономить», — а потом всю неделю нюхала увядающие лепестки, будто они пахли весной ее юности.