– Наша квартира не станет разменной монетой, пусть твоя мать сама решает свои проблемы, – ответила я мужу
Сергей уже час переписывался с матерью, его пальцы нервно стучали по стеклу. В тишине кухни щелкали часы.
— Ты согласна, если мама у нас поживет? — спросил он вдруг. Голос звучал так, будто он просил передать соль.
— Нет, — ответила я. Коротко, как учил отец: в важных разговорах лучше не давать слабину.
— Она в сложной ситуации, Катя. Квартиру могут отобрать за долги.
— Пусть платит. Или продает.
Он посмотрел на меня. Его глаза, обычно теплые, стали чужими.— Это моя мать. Ты хочешь, чтобы она на улице ночевала?
Я встала. На обоях за его спиной виднелся след от картины — мы сняли ее после ссоры год назад. Тогда тоже из-за Валентины Ивановны.
— Наша квартира не станет разменной монетой. Пусть твоя мать сама решает свои проблемы.
Он отодвинул стул. Ножки взвыли по плитке.
— Ты эгоистка! Она же семья!
Я вспомнила, как три года назад, после инсульта отца, он отказался перевезти его к нам. «Маленькая двушка, Кать. Мы же задыхаться будем». Тогда я промолчала. Отец умер в чужой больнице, держа мою руку через трубки капельниц.
— Семья не требует жертв, — сказала я, глядя на его сжатые кулаки. — Особенно когда твоя мать десять лет копила долги, а теперь хочет, чтобы мы за нее расплатились. Ты забыл, как она требовала брачный контракт перед нашей свадьбой?
Он побледнел. Валентина Ивановна прислала нотариуса прямо в ресторан. «Защита сына от авантюристок» — так она назвала это за десертом.
— Это прошлое, — пробормотал он.
— Нет, Сергей. Сначала контракт, потом требование продать мою квартиру, чтобы купить «общее жилье». А теперь — ее долги. Когда это закончится?
Я подошла к окну. Напротив, в панельной высотке, горели желтые квадраты окон. Там жили обычные люди без свекровей-манипуляторш. Моя квартира, купленная на деньги отца и мои, пахла свободой. Здесь я выбирала обои с оливковыми листьями, плакала в душе, когда было тяжело. Это место было моей крепостью.
— Если пустим ее, она не уйдет, — сказала я тише. — Помнишь историю с Дашей?
Его сестра жила у нас месяц «пока найдет работу». Через полгода мы сняли ей студию. Валентина Ивановна до сих пор упрекает, что «выгнали бедную девочку».
— Ты ненавидишь моих родных! — он швырнул телефон. Гаджет отскочил, упав к моим ногам.
Я подняла его. На экране горело последнее сообщение: «Сереж, не слушай эту стерву. Квартира-то по закону общая».Холод прошел по спине. Так вот как они меня называют.
— Завтра я меняю замки, — сказала я, кладя телефон на стол. — Если ты отдашь ключ матери, тебе тоже придется остаться у нее.
Он засмеялся.
— Ты серьезно? Из-за какой-то квартиры готова развестись?
— Из-за уважения, — поправила я. — Ты либо со мной, либо с ней.Он вышел, хлопнув дверью в спальню. Я осталась стоять среди оливковых обоев, слушая, как тикают часы. Утром он ушел, не попрощавшись. Через три дня пришло сообщение: «Мама временно переезжает ко мне в офис».
Я не ответила. Зато купила новый замок. Иногда ночью, когда воет ветер в вентиляции, мне кажется, что где-то скрипит дверь. Но это всего лишь дом дышит.
Комментарии 18
Добавление комментария
Комментарии