Не знаю, что делать с подарками свекрови, в этот раз она удивила даже моего мужа

Свекровь дарила странные подарки с тех пор, как мы познакомились. Сначала это списывали на разницу поколений: кристаллы Сваровски в виде лебедей, ночные рубашки с рюшами, набор мыла ручной работы, пахнущий аптечной ромашкой. Муж смеялся: «Мама любит удивлять». Но после рождения сына ее щедрость приобрела тревожный размах.  

В прошлом году она привезла коляску 80-х годов — тяжелую, с ржавыми колесами. «В ней деток своих нянчила!» — гордо сказала она, не понимая, почему я осторожно отодвигаю конструкцию к балкону. В марте подарила вязаный комбинезон, в который наш трехлетний Ваня не влез даже без подгузника. «Сохранила после Артема», — объяснила она, а муж закатил глаза: «Мне было два месяца, мам».  

Она пришла к ужину с огромной коробкой, перевязанной лентой цвета хаки. «Открывай!» — требовательно ткнула пальцем в крышку. Внутри, на слое мятой газеты, лежала фарфоровая статуэтка слона размером с микроволновку. Бежевого, с розовыми ушами и позолоченными клыками.

На спине у него красовалась попона с узором в виде арабской вязи, а хобот был поднят так высоко, будто слон вот-вот затрубит победный марш.  

— Это… неожиданно, — пролепетала я.  

— Антиквариат! — перебила свекровь. — В 70-х такие из ГДР привозили. У нас в серванте стоял, помнишь, Артем?  

Муж молчал. Его лицо выражало то же оцепенение, что и в день, когда мы обнаружили, что Ваня умеет залезать на стол.  

Свекровь не уходила, пока мы не водрузили слона на книжную полку, вытеснив фотографии и детские поделки. Уходя, она удовлетворенно кивнула: «Теперь в доме есть солидность».  

— Что будем делать? — спросила я Артема, когда дверь закрылась.  

— Может, отвезти на дачу? — он потрогал хобот, и от слона откололся кусочек позолоты.  

Но я знала: если статуэтка исчезнет, свекровь заметит. Она помнила каждую чашку, подаренную нам за семь лет. В прошлом месяце устроила допрос, куда делась скатерть с вышитыми павлинами.  

Ночью я ворочалась, думая о слоне. Он казался насмешкой, материальным воплощением всех невысказанных претензий. Свекровь никогда не одобряла мой минимализм, мои белые стены и отсутствие серванта. «Дом как больничный коридор», — ворчала она. Теперь ее бежевый посол занял пост в гостиной, напоминая, что мой вкус — временный, а ее дар — вечный.  

— Можешь вписать в интерьер фарфорового слона?  

— Убей его, — засмеялась она. — Или сделай арт-объект.  

Идея пришла неожиданно. В субботу мы с Ваней раскрасили слона акриловыми красками. Розовые пятна, синие полосы, желтые точки. Сын старательно вывел на боку «ВАНЯ», а я добавила серебряные блестки на хобот. Получилось криво, весело, живо.  

Когда свекровь пришла в воскресенье, она замерла на пороге.  

— Что вы… Это же антиквариат!  

— Теперь это Ванин шедевр, — я обняла сына, который гордо тыкал пальцем в свои каракули. — Хотите, и вам поможем разукрасить?  

Свекровь долго смотрела на слона. Потом неожиданно засмеялась:  

Она не похвалила, но и не потребовала вернуть обратно. Слон остался на полке, пестрый и нелепый. Иногда я ловлю на нем взгляд свекрови — кажется, она даже улыбается. А я наконец поняла: ее подарки — не попытка переделать мой дом. Это ее способ сказать: «Я здесь». Пусть даже через розовые уши слона и позолоту.