Никогда не была такой счастливой, как после развода

Когда я поставила подпись на последнем документе, рука не дрогнула. В кабинет юриста пахло кофе и пылью, за окном хмурился ноябрь, но внутри меня распускалось что-то теплое, почти летнее. Дмитрий молча забрал свой экземпляр, даже не кивнув. Дверь захлопнулась, и я впервые за десять лет вздохнула легко.  

Раньше я боялась тишины. В нашей с ним квартире она висела тяжелым пологом, прерываясь лишь его замечаниями: «Ты бы хоть платье новое купила», «О чем ты вообще можешь говорить с ними?». «Ими» были мои подруги, которых он называл пустышками. Постепенно они исчезли, как и мои краски, заброшенные после фразы: «Ты всерьез считаешь это искусством?».  

Наша гостиная напоминала музей, где экспонатом была я — идеальная жена успешного менеджера. Каждое утро я примеряла улыбку вместе с туфлями на шпильках. А потом случился «этот» вечер. Дмитрий задержался на работе, а я, листая старый альбом, наткнулась на эскиз: море в Коктебеле, где мы отдыхали студентами. Тогда он смеялся над моими рисунками, но целовал в макушку, говоря: «Ты моя фея».  

Тогда я тайком купила краски. Прятала их в шкафу с бельем, писала по ночам, когда он засыпал. Однажды он наткнулся на мольберт. «У тебя талант делать из себя посмешище», — бросил, глядя на абстракцию из синих и золотых пятен. В ту ночь я плакала, а утром записалась к психологу.  

Развод был как операция: больно, но с анестезией из поддержки подруг и еженедельных сеансов у Карины, которая твердила: «Ты не дерево, ты можешь уйти от ядовитой почвы». Когда я произнесла «Хочу развестись», Дмитрий усмехнулся: «Ты без меня пропадешь».  

Но я не пропала. Моя новая квартирка в Люберцах пахнет цветами и масляными красками. Я готовлю гречку с грибами, которую он ненавидел, сплю до десяти, а на стене висит та самая «смешная» абстракция. Вчера продала первую картину — женщине, которая сказала: «Это словно взгляд в душу».  

Сложнее всего было научиться принимать решения. Первый звонок сантехнику из-за подкапывающей трубы обернулся истерикой: «Я не справлюсь!». Но справилась. Теперь на полке лежит набор инструментов, купленный вместо туши для ресниц. Иногда ночью я просыпаюсь от тишины и минуту слушаю ее, как музыку.  

На днях встретила Машу, ту самую подругу-«пустышку». За чаем с имбирным печеньем она спросила: «Не страшно одной?». Я посмотрела на синие блики на стене от витража и поняла: нет. Страшно было просыпаться рядом с человеком, который превратил меня в тень. Страшно — молчать, когда внутри кричит: «Я есть!».  

Счастье оказалось тихим. Оно в чашке с кофе, которую не надо спешно мыть перед приходом гостей. В свободе носить растянутые свитера и смеяться над глупыми сериалами. В моментах, когда я стою у холста, и краски ложатся так, как хочу я, а не «как правильно».  

Дмитрий звонил неделю назад. Говорил, что скучает. Я положила трубку. Иногда счастье похоже на выздоровление после долгой болезни. Ты не помнишь, каково это — не болеть, пока однажды не ловишь себя на мысли: сегодня ничего не болит. Вообще ничего.  

Я зажигаю свечу — розовую, с ароматом пиона, — которую он назвал бы «дурновкусицей». Пламя подрагивает, но не гаснет.