Отдала свекрови все ее подарки и выставила за дверь, потому что за свою семью буду бороться

Подарки свекрови — дорогие, вычурные, словно купленные не для нас, а для какого-то идеального семейства из рекламы — я принимала с благодарностью. Ваза ручной работы, золотая ложка для Алёнки, шелковое постельное белье… Каждая вещь будто была гвоздем, прибивающим меня к роли «хорошей» невестки.  

Все изменилось в тот день, когда я застала ее в детской. Алёнка, моя солнечная девочка с кудряшками в разные стороны, сидела на ковре, сжимая плюшевого медвежонка — подарок от бабушки на прошлый Новый год. Свекровь, не обращая внимания на слезы внучки, методично складывала в коробку ее любимые игрушки.  

— Что вы делаете? — спросила я, чувствуя неладное.  

— Убираю хлам. Ребенку нужен порядок, — ответила она, не глядя. 

Алёнка всхлипнула, прижимая медведя к груди:  

— Бабушка говорит, я плохая, если не слушаюсь…  

Ударили не слова свекрови о порядке — я слышала их и раньше. Не ее взгляд, оценивающий каждый угол. А то, как дрожала моя дочь. Как будто кто-то тронул священное — то, что я годами выстраивала: безопасность, любовь, доверие.  

— Выйдем, — сказала я свекрови. Она удивилась, но последовала за мной в гостиную.  

Я начала с того, что открыла шкаф, где годами копились ее подарки. Ваза с лебедями, шелковые подушки, серебряные рамки для фото… 

— Забирайте, — сказала я, вытаскивая коробку. — Все. Даже эту… — я схватила со стола золоченую конфетницу, которую она презентовала нам на свадьбу. — Вашу заботу. Ваши советы. Ваши упреки. Забирайте.  

— Ты с ума сошла? — ее голос изменился.  

— Нет. Это вы сошли с ума, решив, что можете ломать мою семью. Алёнка — мой ребенок. Вы не вправе ее обижать.  

Она попыталась вставить слово о сыне, о том, как он «устает от моих истерик», но я уже несла коробки к входной двери. Последней вынесла вазу, которую она когда-то поставила в гостиной со словами: «В вашей квартире так пусто…».  

— Если Матвей захочет обсудить это, он знает, где меня найти, — бросила она, краснея.  

— Он будет дома, — ответила я, хлопнув дверью.  

Когда пришел муж, я готовилась к ссоре. Но он, увидев Алёнку, обнимающую медведя, и коробки у порога, просто обнял меня.  

— Мама звонила, — сказал он. — Сказала, что ты психопатка.  

— А ты? — спросила я.  

— Я помню, как она выбросила моего любимого плюшевого волка, когда мне было семь. Говорила, что мальчикам это не нужно.  

Мы молча пили чай, а за окном догорал закат. Алёнка спала, прижимая к себе старого медведя — того, которого я купила ей на первый день рождения. Без бантов и ценников.  

Иногда я смотрю на пустой угол в гостиной, где стояла та ваза. Теперь там висит рисунок дочки — желтое солнце с лучами. Оно напоминает мне, что свет сильнее тьмы.  

Свекровь просила прощения через смс. Я не ответила. Потому что «прости» — это не волшебное слово, после которого можно все забыть.