Перестала мужу готовить после одного случая, пусть сам себя обслуживает
С тех самых пор, как мы поженились, я готовила каждый день. Не потому что он требовал — потому что считала это своей частью «долга». Мама учила: «Мужчина сыт — дом спокоен». Я пекла пироги, варила борщи, даже когда возвращалась с работы позже него. Он говорил «спасибо», иногда целовал в щеку, но ни разу не спросил: «Не устала?». Я не обижалась. Думала: так и должно быть.
В четверг я приболела, отпросилась пораньше, чтобы успеть к его приходу. Купила стейки — его любимые. Готовила, сбивая температуру жаропонижающим: грипп валил с ног, но я решила — надо.
Он вошел на кухню, сморщив нос:— Опять мясо? У меня сегодня теннис, нельзя тяжелую пищу.
Я молча поставила тарелку на стол. Он ковырял вилкой, ворча:
— Картошка пересолена. И зачем ты вообще жарила, если я на диете?
Тогда я взяла его тарелку, вывалила содержимое в мусорку и пошла спать. Без слов.
С тех пор не готовлю.
Первые дни он не замечал. Думал, я обиделась на пару часов. Потом начал рыться в холодильнике, громко вздыхая:
— И что тут есть?
Я показывала на полку с яйцами и макаронами:
— Выбирай.
Он пытался давить:
— Я же работаю целый день!
— Я тоже, — отвечала я, включая ноутбук для отчета.
Через неделю он принес пиццу. Разогрел два куска, поставил один передо мной. Я отодвинула тарелку:
— Я уже поела.
— Ты что, навсегда?
Я не ответила. Ответ был в его холодильнике, где теперь жили консервы и полуфабрикаты. В его рубашках, которые он научился гладить сам. В моем спокойном вечере, когда вместо плиты я читала книгу.
Он не извинился. Не спросил: «Что случилось?». Просто начал жить параллельно: его еда — моя еда, его стирка — моя стирка. Мы стали соседями, делящими спальню.
Вчера он пришел с работы рано. На кухне гремел кастрюлями. Слышала, как ронял крышку, ругался шепотом. Пахло паленым, но я не пошла смотреть. Через час он постучал в дверь кабинета:
— Поужинаешь со мной?
На столе стояли пересоленный суп и комковатая греча. Он сидел напротив, сжав руки, будто боялся, что я встану и уйду.
— Я понял, — сказал он, — что ты не служанка.Я ждала этого «понял» годами. Но теперь оно звучало как оправдание, а не прозрение.
— Я не хочу, чтобы ты снова готовила, — добавил он, глядя в тарелку. — Но можно... иногда?
Я взяла ложку, попробовала суп. Горячий, невкусный.
— Иногда, — согласилась я.
Мы не обнялись. Не плакали. Просто ели его плохой ужин, и этого было достаточно.
Через пару дней после «супового перемирия» он решился на новые подвиги. Увидел в интернете рецепт пасты карбонара и, видимо, вообразил себя шеф-поваром. Вечером на кухне запахло горелым беконом. Я приоткрыла дверь: он стоял у плиты в моем фартуке. На столе — разбитое яйцо, лужица молока, и почему-то банка с солеными огурцами.
— Ты уверен, что в карбонару нужно молоко? — не удержалась я.
— В рецепте сказано: «сливки», — буркнул он, тыча в телефон. — Но в магазине были только эти.
Но самое смешное случилось вчера. Он нашел видео «Ужин за 15 минут» и решил сделать стейк. Тот самый, из-за которого все началось. Выбрал мясо, постучал по нему молотком так, будто мстил за прошлые обиды. Перевернул на раскаленную сковороду — масло брызнуло на стену, оставив пятно, которое я потом час оттирала.
Стейк напоминал подошву, картошка была сырой.
— Прости, — вдруг сказал он. Не за ужин. А за все те годы, когда даже не спросил, сколько времени это требует.
Комментарии 5
Добавление комментария
Комментарии