Перестала мужу готовить после одного случая, пусть сам себя обслуживает

С тех самых пор, как мы поженились, я готовила каждый день. Не потому что он требовал — потому что считала это своей частью «долга». Мама учила: «Мужчина сыт — дом спокоен». Я пекла пироги, варила борщи, даже когда возвращалась с работы позже него. Он говорил «спасибо», иногда целовал в щеку, но ни разу не спросил: «Не устала?». Я не обижалась. Думала: так и должно быть.  

В четверг я приболела, отпросилась пораньше, чтобы успеть к его приходу. Купила стейки — его любимые. Готовила, сбивая температуру жаропонижающим: грипп валил с ног, но я решила — надо.  

Он вошел на кухню, сморщив нос:  
— Опять мясо? У меня сегодня теннис, нельзя тяжелую пищу.  

Я молча поставила тарелку на стол. Он ковырял вилкой, ворча:  
— Картошка пересолена. И зачем ты вообще жарила, если я на диете?  

Тогда я взяла его тарелку, вывалила содержимое в мусорку и пошла спать. Без слов.  
С тех пор не готовлю.  

Первые дни он не замечал. Думал, я обиделась на пару часов. Потом начал рыться в холодильнике, громко вздыхая:  
— И что тут есть?  

Я показывала на полку с яйцами и макаронами:  
— Выбирай.  

Он пытался давить:  
— Я же работаю целый день!  

— Я тоже, — отвечала я, включая ноутбук для отчета.  

Через неделю он принес пиццу. Разогрел два куска, поставил один передо мной. Я отодвинула тарелку:  
— Я уже поела.  

Его лицо дернулось. Впервые за семь лет брака он спросил:  
— Ты что, навсегда?  

Я не ответила. Ответ был в его холодильнике, где теперь жили консервы и полуфабрикаты. В его рубашках, которые он научился гладить сам. В моем спокойном вечере, когда вместо плиты я читала книгу.  

Он не извинился. Не спросил: «Что случилось?». Просто начал жить параллельно: его еда — моя еда, его стирка — моя стирка. Мы стали соседями, делящими спальню.  

Вчера он пришел с работы рано. На кухне гремел кастрюлями. Слышала, как ронял крышку, ругался шепотом. Пахло паленым, но я не пошла смотреть. Через час он постучал в дверь кабинета:
— Поужинаешь со мной?  

На столе стояли пересоленный суп и комковатая греча. Он сидел напротив, сжав руки, будто боялся, что я встану и уйду.  

— Я понял, — сказал он, — что ты не служанка.  

Я ждала этого «понял» годами. Но теперь оно звучало как оправдание, а не прозрение.  

— Я не хочу, чтобы ты снова готовила, — добавил он, глядя в тарелку. — Но можно... иногда?  

Я взяла ложку, попробовала суп. Горячий, невкусный.  

— Иногда, — согласилась я.  

Мы не обнялись. Не плакали. Просто ели его плохой ужин, и этого было достаточно. 

Через пару дней после «супового перемирия» он решился на новые подвиги. Увидел в интернете рецепт пасты карбонара и, видимо, вообразил себя шеф-поваром. Вечером на кухне запахло горелым беконом. Я приоткрыла дверь: он стоял у плиты в моем фартуке. На столе — разбитое яйцо, лужица молока, и почему-то банка с солеными огурцами.  

— Ты уверен, что в карбонару нужно молоко? — не удержалась я.  
— В рецепте сказано: «сливки», — буркнул он, тыча в телефон. — Но в магазине были только эти.  

Он вывалил содержимое сковороды в тарелку. Паста слиплась в комок, бекон напоминал угольки. Попробовал, поморщился, но съел молча. 

Но самое смешное случилось вчера. Он нашел видео «Ужин за 15 минут» и решил сделать стейк. Тот самый, из-за которого все началось. Выбрал мясо, постучал по нему молотком так, будто мстил за прошлые обиды. Перевернул на раскаленную сковороду — масло брызнуло на стену, оставив пятно, которое я потом час оттирала.  

Стейк напоминал подошву, картошка была сырой.  

— Прости, — вдруг сказал он. Не за ужин. А за все те годы, когда даже не спросил, сколько времени это требует.