– Почему твои дети похожи на родителей, а мои нет? – недоумевала золовка, пока я пыталась ее успокоить

— Ну почему у тебя сын — вылитый Саша, а дочь — твоя копия? — золовка Лена пыталась выбить из меня ответ на вопрос, который мучил ее все эти годы. — А мои... будто с другой планеты. Ни моих глаз, ни носа Андрея... Даже волосы рыжие, как у прабабки мужа, которую я в глаза не видела!  

Лена бросила на стол фотографию своих близнецов. Два семилетних ангелочка с веснушками и кудрями, как у клоунов из цирка. Красота, от которой сердце замирает. Но она этого не замечала.  

— Ты думаешь, я не задавала себе те же вопросы? — осторожно начала я, вспоминая, как когда-то рыдала в подушку, глядя на свою новорожденную дочь. Та самая родинка на левой ключице, точь-в-точь как у моего отца, которого не стало за год до ее рождения. Казалось, сама судьба напоминала: гены — штука непредсказуемая.  

— Помнишь, как мы в школе учили Менделя с его горошинами? — я нарисовала пальцем на столе невидимую схему. — Так вот, природа — та еще шутница. Она как художник, который смешивает краски поколений. Твоя прабабка, мой папа, твой дед-альпинист... Все они оставляют в нас свои «кисти».  

Лена вздохнула, но я продолжила:  

— У моей Маши — папин упрямый подбородок. А знаешь, откуда? От его бабушки-блокадницы, которая одна подняла троих детей. И твои близнецы... — я взяла фотографию, всматриваясь в смеющиеся лица, — разве не твой смех у них? Тот самый, заливистый, от которого все оборачиваются?  

Она неожиданно всхлипнула. Оказалось, дело не только в генах.  

— Андрей шутит, что они приемные... — прошептала она. — А вчера Сережа спросил: «Мама, мы тебе чужие?»  

Сердце сжалось. Сколько раз я ловила на себе эти взгляды в поликлинике: «И правда ваши?» Но сейчас важно было не жалеть, а объяснить.  

— Видишь ли, — я обняла ее за плечи, — природа берет лучшее. Не внешне, а... глубже. Твоя Настя, когда волнуется, крутит прядь волос — точь-в-точь как ты перед экзаменами. А Сережа? Его рисунки... Помнишь, как ты мечтала в художку поступить?  

Лена утерла слезы, вдруг осознав: ее дети — это зеркало, где отражаются не черты лица, а сама ее душа. Той девочки, которая пряталась на чердаке с акварелями, женщины, что научилась смеяться сквозь боль, матери, чья любовь стала для них солнцем.  

— А рыжие волосы... — засмеялась она сквозь слезы, — это, наверное, прабабка Марфа так с небес подмигивает?  

Мы допили чай, говоря уже о другом — о том, как Сережа защитил сестру от хулиганов, как Настя выучила стихотворение для ее дня рождения. И когда Лена уходила, обернулась у двери:  

— Спасибо. Я... кажется, теперь вижу их по-настоящему.  

После ее ухода я долго смотрела на семейные фото. Вот я в пять лет — курносый цыпленок. А вот моя дочь — смуглая красавица с папиными глазами. Между нами — цепь поколений, невидимая нить из ДНК и любви.  

Природа не повторяет, а продолжает. И в этом — ее главное чудо.  

На следующее утро Лена прислала видео: близнецы, перепачканные мукой, пекут «торт» из печенья. «Унаследовали твою страсть к кулинарии!» — светилось в сообщении. Я улыбнулась. Самое главное они у нее уже переняли — умение дарить счастье.