Приготовь нам свежий салат, этот уже час стоит! — сказала свекровь во время застолья

Свекровь научила меня двум вещам за три года брака: ее сын идеален, а я — вечный ученик. Каждое воскресное застолье в их доме напоминало экзамен. Я приходила с пирогом — «слишком сухим», убирала со стола — «не туда ставишь тарелки», улыбалась — «натянуто». Людмила Сергеевна не кричала, не упрекала напрямую. Её оружием были замечания, брошенные мимоходом.  Я терпела. Объясняла себе, что она просто боится потерять сына.  

Тот злополучный день начался как обычно. Я готовила оливье — её фирменный рецепт, который Андрей обожает. Нарезала кубиками ровно по сантиметру, как она учила, выложила в хрустальную салатницу, купленную ещё к её свадьбе. Людмила Сергеевна наблюдала из-за спины, комментируя каждый шаг: «картофель переварила», «горошек пусть лучше стечет». Я молча кивала, думая о том, как после ужина Андрей скажет: «Мама всегда такая».  

За столом собрались её подруги, тётушки и пара соседей — Людмила Сергеевна любила публику. Разговор тек о пенсиях, погоде и моём «милом платье, которое скрывает бёдра». Я автоматически улыбалась, пока свекровь не ткнула вилкой в салат:  

— Приготовь нам свежий, этот уже час стоит! — сказала она громко, как объявление в автобусе.  

В комнате замолчали. Андрей замер с куском рыбы на вилке, тётя Катя хихикнула. Я посмотрела на салатницу: оливье лежал идеальным холмиком, украшенный веточкой укропа. Час? Он простоял двадцать минут, не больше.  

Раньше я бы извинилась, побежала на кухню, сгорая от стыда. Но в этот раз что-то щёлкнуло. Может, накопилось. Или вспомнился её вечно недовольный взгляд.  

— Людмила Сергеевна, — начала я, удивившись собственному спокойствию, — спасибо, что следите за качеством. Но, знаете, я тут прочитала интересный факт: оливье должен настояться хотя бы полчаса, чтобы вкус раскрылся. Ваш рецепт, кстати, — специально перепроверила.  

Она подняла бровь, как школьный учитель, ожидающий подвоха.  

— А чтобы салат не потерял свежести, — продолжала я, кладя себе порцию на тарелку, — я добавила немного лимонного сока. Попробуйте, вам понравится.  

Под столом Андрей наступил мне на ногу — то ли «стоп», то ли «молодец». Людмила Сергеевна медленно протянула вилку, взяла кусочек картофеля, прожевала.  

— Нормально, — буркнула она.  

— Рада, что одобрили, — улыбнулась я, поворачиваясь к тёте Кате. — Кстати, как ваш сын? Говорили, он в Италию собрался?  

Разговор оживился, свекровь замолчала, ковыряя салат. Позже, когда гости разошлись, она задержалась на кухне:  

— Лимонный сок... Это ты сама придумала?  

— Нет, — ответила я, моя тарелки. — В вашей старой поваренной книге подсмотрела. Страница 45, карандашная пометка на полях.  

Она хмыкнула, но в голосе прокралось что-то вроде уважения:  

— Глазастая.  

С тех пор её замечания стали реже. Иногда она даже спрашивает совета: «Как думаешь, это платье мне цвет лица портит?». Я отвечаю честно, но добавляю: «Хотя вы всегда знаете, что лучше». Андрей шутит, что я нашла к ней подход.