Свекровь приехала в гости и узнала, что ее сын давно развелся и съехал с квартиры

Я подошла к двери, и сердце ушло в пятки, когда посмотрела в глазок: Валентина Степановна, моя свекровь, с огромной сумкой в клетку и лицом, застывшим в привычной строгости. Мы виделись с ней два года назад, еще до того, как все развалилось.

— Зина? — ее голос прозвучал бодро. — Что стоишь? Помоги сумку занести!

Я отступила, пропуская ее. Она прошла, окинув взглядом прихожую, и нахмурилась: на вешалке не было Сашиной куртки, а на полке — его кроссовок. Но Валентина Степановна, как всегда, сразу взяла инициативу:

— Чай будешь? Я с поезда — горло сохнет. Где Сашка? На работе?

Я молча кивнула. Времени на подготовку не было — она приехала без предупреждения, как обычно. Пока кипятила воду, чувствовала ее взгляд на спине.

— Что-то у тебя пусто стало, — произнесла она, разглядывая гостиную. — Шкаф-то куда делся? И телевизор новый?

Шкаф мы продали полгода назад, когда делили имущество. Телевизор Саша забрал себе, оставив мне старый. Но как сказать это женщине, которая до сих пор верила, что ее сын «просто задержался на работе»?

— Мама, — начала я, ставя перед ней чашку. — Нам нужно поговорить.

Она отхлебнула чай, не отрывая от меня ледяных глаз. Рассказывала я постепенно, словно разматывая клубок, который годами прятала в дальнем ящике: о ссорах, молчаливых ужинах, его переезде в однокомнатную, о бумагах с печатями, которые мы подписали. Валентина Степановна слушала, не шелохнувшись, но когда я закончила, ее чашка грохнулась в блюдце.

— Почему не сказала раньше? — прошипела она. — Два года! Два года ты мне лгала, когда я звонила!

— Он сам должен был сказать, — ответила я. 

Она вскочила, опрокинув стул. Лицо ее покраснело.

— Сам! — закричала она. — Я год назад операцию перенесла, думала, не выживу! Звонила Сашке — «занят, мам, потом». А он… — голос ее сломался. — Он даже не приехал…

Она схватила сумку, начала лихорадочно копаться в ней, вываливая на стол банки солений, носки в рубчик, конверт с деньгами. 

— Зачем тогда? — она метнулась к окну, будто ища в темноте ответа. — Зачем я тащила это всё?..

Я подошла, осторожно коснувшись ее плеча. 

— Простите, — прошептала я. — Я думала… что защищаю вас.

Она обернулась. В ее глазах стояли слезы, которые она яростно смахивала ладонью.

— Дура ты, — пробормотала она. — Я ведь не его одного любила.

Тогда я расплакалась. Валентина Степановна неловко обняла меня. Мы сидели на кухне до рассвета. Она рассказывала, как он в детстве убегал из дома, как врал о двойках, как женился на мне тайком. «Всегда эгоистом был», — вздыхала она, а я понимала, что она больше не моя свекровь. Просто Валя.

Утром она уезжала. На перроне крепко сжала мои руки:

— Приедешь летом? У меня огород большой… Одной скучно.

Я кивнула. 

Возвращаясь в пустую квартиру, я впервые задумалась: может, развод — это не конец. А начало чего-то нового. Даже для свекрови.