— Твоя мать сюда не зайдет, пока я не разрешу! — заявил муж

Мой муж всегда ревновал меня к матери. Сначала это не напрягало: «Тебе хватит и меня», — шутил он, когда я звонила ей перед сном. Потом шутки стали острее.

Он критиковал ее советы, высмеивал привычку присылать мне рецепты в вотсап, ворчал, что она «лезет не в свое дело». Я оправдывала его: он вырос без отца, боялся потерять близких. Но когда мать попала в больницу с кризом, а он запретил мне ехать к ней, я поняла — это не ревность. 

Он объявил об этом за завтраком. Я разливала кофе, когда он, не глядя, бросил:  

— Твоя мать сюда не зайдет, пока я не разрешу.  

— Почему?  

— Она меня не уважает. В прошлый раз наговорила тебе про «тирана».  

Мать действительно сказала, что он тиран. Но это было после того, как он выключил телефон, чтобы я не смогла вызвать такси из гостей.  

— Она переживает за меня, — попробовала я.  

— Значит, я плохо о тебе забочусь? — он встал, опираясь о стол ладонями. — Решай: или она, или я.  

Мать позвонила. Я не стала брать трубку. Боялась, что он услышит, и это станет последней каплей. Вечером, когда он заснул, я вышла на балкон, набрала ее номер.  

— Дочка, ты где? Я волнуюсь! — она кашлянула.  

— Все хорошо, мам. Просто… сейчас не могу приехать.  

— Он опять запрещает? — голос стал жестким. — Слушай, я…  

— Не надо, — перебила я. — Я сама разберусь.  

Отключила, уткнувшись лбом в стекло. Разберусь. Как? За восемь лет брака я научилась не спорить. Уступать, чтобы не слышать: «И кто тут кормилец?».  

Через неделю мать приехала сама. Я открыла дверь, и сердце упало: за ее спиной, в коридоре, стоял чемодан.  

— Привет, дочка! — она потянулась обнять меня. 

— Кому нельзя? — он вышел из кабинета, держа в руке папку.  

Мать выпрямилась.  
— Здравствуй, Максим. Я поживу тут пару дней.  

Он рассмеялся. Сухо ответил:   
— Ты не поживешь. Даже минуты.  
— Это мой дом! — вырвалось у меня.  
— Твой? — он подошел вплотную. — Ты за него не платила. Не ремонтировала. Даже посуду за тебя моет машинка.  

Мать взяла чемодан.  
— Я ухожу.  
— Мам, подожди…  
— Нет, — она повернулась к нему. — Вы оба знаете, где меня найти.  

На следующий день я поехала к матери. Он звонил десять раз. Я выключила телефон. Ее однокомнатная пахла лекарствами и супом. Мы сидели на кухне, и я рыдала, впервые за годы позволяя слезам течь без стыда.  

— Уходи от него, — сказала она.  
— Куда? У меня нет денег. Нет работы…  
— У тебя есть я.  

Вечером, когда я вернулась, он сидел в темноте.  
— Где была?  
— У матери.  

Он кричал, что я ничего не стою без него. Что мать сведет меня в могилу. Что вернусь, ползая на коленях. Я слушала, собирая документы в сумку. Когда он схватил меня за руку, я вырвалась. 
Сейчас мы живем с матерью. Я устроилась курьером, начала копить на съемную квартиру. Иногда он присылает сообщения: «Вернись, я прощу». Я не отвечаю.  

Вчера мать спросила, не жалею ли я. Нет. Потому что теперь, когда я открываю дверь, решаю только я, кто войдет.