– Ты думаешь, хорошие отношения с твоей мамой дороже моей квартиры? – спросила у мужа напрямую

Я сидела на краю дивана и смотрела, как Максим перекладывает бумаги на столе. Его мама снова звонила сегодня утром. Я слышала, как он шепотом обещал ей «что-нибудь решить», а потом быстро сменил тему. Он думал, я не заметила.  

— Ты же знаешь, она переживает, — сказал он. — Ей одиноко.  

Одиноко. Это слово он произносил так, будто оно оправдывало всё: ее бесконечные звонки в полночь, советы, как мне готовить, укладывать волосы, воспитывать детей. Но сегодня утром она перешла черту.  

— Она хочет переехать к нам, — сказала я. — Верно?  

Максим замер. Его взгляд наконец встретился с моим, и я увидела в нем ту самую виноватую растерянность, которая появлялась каждый раз, когда речь заходила о матери.  

— Эта квартира большая, Лера. Нам хватит места…  

— Моя квартира, — поправила я. — Та, которую я выбивала годами, работая на трех работах, пока ты был в командировках. Та, где мы смогли отдышаться после десяти лет в маминой двушке. Помнишь, как она ставила мне в пример твою бывшую? Как проверяла, чем я кормлю детей?  

Он вздохнул.  
— Она просто…  
— Нет! — Голос сорвался, горячий и резкий. — Ты думаешь, хорошие отношения с твоей мамой дороже моей квартиры?  

Максим побледнел. Я ждала. Ждала, что он наконец скажет: «Нет, конечно». Что обнимет и напомнит, как мы мечтали об этом месте — без чужих советов, без ее портретов на стенах, без вечного «А вот я бы…».  

Но он молчал.  

Первый раз я увидела эту квартиру зимой. Окна были в узорах мороза. Но я чувствовала ее. Стояла посреди пустоты и представляла, как здесь будут бегать дети, как мы поставим диван у окна и старый торшер моей бабушки. Тогда Максим только вернулся из длительной командировки, а я копила на первый взнос, отказывая себе во всем.  

— Мы справимся, — сказала я ему, когда он колебался. — Это будет наш дом.  
Он кивнул, но как-то неуверенно. Тогда я не придала этому значения.  

— Почему ты всегда ставишь ее чувства выше моих? — спросила я тише. — Когда мы жили у нее, ты просил терпеть. Когда она критиковала мое воспитание — молчать. А теперь ты готов отдать ей полквартиры, лишь бы не ссориться?  

Максим резко встал.  
— Она моя мать, Лера! Она старше, ей тяжело…  
— А мне? — Глаза наполнились слезами. — Я десять лет пыталась стать для тебя семьей, а ты до сих пор живешь в ее тени. Наша квартира — единственное, что полностью наше. И ты хочешь впустить сюда ее?  

Он отвернулся. Но я не сдалась. 

— Выбирай.  
— Ты не можешь ставить такие условия! — голос его дрогнул.  
— Я не ставлю. Я спрашиваю.  

Утром Максим принес кофе в постель. Его лицо было усталым, но взгляд твердым.  
— Я сказал маме «нет», — произнес он, садясь на край кровати. — Объяснил, что нам нужно свое пространство.  

Я не ожидала. Рука сама потянулась к его ладони.  
— Спасибо, — прошептала я.  
— Прости, что заставлял тебя бороться в одиночку, — он прижал мою руку к груди. — Эта квартира… она твоя победа. Наша победа.  

И тогда я поняла — мы наконец стали «мы». Не он и мама, не я против них. Просто мы.