– Ты же не хочешь уйти отсюда в одном нижнем белье? – ухмылялась свекровь, – а то я могу устроить

За окном дул сильный ветер, но в доме Марфы Семеновны всегда было на десять градусов холоднее, чем снаружи.  

— Ну что стоишь, как статуя? — она прищурилась, поправляя воротник своего строгого твидового костюма. — Сядь, поговорим по-женски.  

Это у нее означало «по-тюремному». Марфа Семеновна обожала устраивать такие «беседы» каждые пару месяцев — напоминать, кто здесь хозяйка. Ее сын, мой муж Алексей, был в командировке. Идеальное время для воспитательных мер.  

— Ты ведь понимаешь, — она протянула руку, играя массивным золотым кольцом на указательном пальце, — без Лёшеньки ты… никто. Ни работы, ни денег, ни даже платья на теле. — Ее губы расплылись в улыбке. — Вон, смотри, даже это твое миленькое платьице — его деньги. Или ты думаешь, твоя зарплата продавца тебя одевает?  

Да, Алексей оплачивал большую часть расходов. Но не потому, что я не работала. Просто его доходы позволяли. Я никогда не просила бриллиантов или брендовых сумок — только тишину, книги и свободу не выслушивать ежедневно, что моя жизнь — его подачка.  

— Мама, — я нарочно использовала это обращение, зная, как оно ее бесит, — если вам так нравится мой гардероб, могу дать ссылку на магазин.  

Она ухмыльнулась:  

— Остроумно. Но шутки кончатся, когда я скажу Лёше, как ты тратишь его деньги. На что? На эти твои книжки, которые даже в туалете читать стыдно! — Она резко хлопнула ладонью по столу. — Или, может, ты забыла, что твоя мать лежит в больнице, а счет за лечение оплачиваем мы?  

Сердце заколотилось. Она знала, куда бить. Мама… Да, ее операция стоила полмиллиона. Алексей помог без колебаний. Но это не давало Марфе Семеновне права тыкать мне этим в лицо, как грязной тряпкой.  

— Вы закончили? Или хотите еще напомнить, что зубная паста в ванной — тоже ваша заслуга?  

— Ты смеешься? — ее голос взвизгнул. — Я могу сделать так, что завтра же останешься без всего! Даже трусы сниму с тебя лично, если понадобится!  

Я поднялась, чувствуя, как волнительное сердцебиение сменяется странным спокойствием. Возможно, это была ярость, которая накопилась.  

— Знаете, Марфа Семеновна, — я наклонилась к ней, — вы правы. Без Алексея я бы не купила это платье. — Мои пальцы сжали ткань юбки. — Но позвольте мне кое-что показать.  

Расстегнув пояс, я стянула платье через голову. Свекровь ахнула, закрывая лицо руками, как от неприличной сцены. Но под платьем оказалась… обычная офисная блузка и юбка-карандаш.  

— Что ты… — она задыхалась. 

— Платье – это мой выходной гардероб, — я аккуратно сложила его на стуле. — Я ношу его, только когда мы с вашим сыном приходим к вам.

тобы вы не упрекали его, что жена ходит «как нищенка». А блузка с юбкой куплены со второй моей зарплаты. Той, что я получаю за преподавание онлайн. Да, с девяти вечера до полуночи, пока Алексей спит.  

Марфа Семеновна побледнела. Я взяла телефон, открыла приложение банка:  

— Видите этот счет? Двести тысяч. Я копила два года. Чтобы оплатить маме реабилитацию. Чтобы вам больше не пришлось «спасать» меня. И знаете что? Если вы еще раз посмеете угрожать мне «трусами», я куплю себе такие кружевные, что ваш сын забудет, как вы выглядите. Понятно?  

Свекровь смотрела на экран.  

— Ты… ты скрывала это от Лёши, — прошипела она.  

— Нет. Он знает. Просто ему все равно, во что я одета. В отличие от вас.  

Марфа Семеновна молчала. 

— Всего доброго, — сказала я, направляясь к двери.