– У тебя двое детей, думаешь, нужна будешь кому-то? – говорил отец моих двойняшек, словно он был им чужим дядькой

Его отцовство ограничивалось редкими визитами, когда он, словно чужой дядька, приносил плюшевых мишек с ценниками из дорогого магазина и тут же торопил детей: «Ну, обнимайте папу, у меня совещание». 

Маша и Ваня, мои пятилетние близнецы, сидели на кухне, раскрашивая альбомы. Их смех, лёгкий и звонкий, пробился сквозь тяжёлые мысли. Я закрыла глаза, вспоминая, как Артём сегодня застыл на пороге, бросив взгляд на часы. «Опять задержалась няня?» — спросил он, хотя знал, что няни нет уже два года. С тех пор, как он ушёл к «той, с кем не надо возиться с детьми», как он выразился в своём прощальном сообщении. 

— Папа обещал свозить нас в зоопарк, — сказала Маша, не отрываясь от розового единорога.  

— Но он забыл, — добавил Ваня, проводя жёлтым фломастером по солнцу. — Как в прошлый раз. 

Мои пальцы сжались в кулаки. Артём появился через час после обещанного, в идеальном костюме и с запахом дорогого парфюма, который резал ноздри. Дети бросились к нему, но он отстранился, поправив галстук: 

— Аккуратнее, помните, я вас учил — папа всегда должен быть в порядке. 

Потом его взгляд скользнул по мне, оценивающий, холодный: 

— Ты поправилась. Или это платье новое? 

Я промолчала, привычно собирая в пакет их вещи — сменную одежду, лекарства от аллергии Вани, которую он так и не запомнил. 

И тогда он сказал это. Словно между нами не было восьми лет брака, родов, которые едва не забрали меня, ночи в больнице с температурой у Маши, когда он был «в командировке». Словно я не та, кто годами склеивал его осколки в целое.

— Ты серьёзно считаешь, что после всего этого кто-то захочет тебя? — он кивнул на детей, которые, слава Богу, уже бежали в комнату за забытым рюкзаком. — Ты — мать двоих. Это клеймо, Настя. Ты думаешь, мужчины мечтают нянчить чужих детей?

Я вдруг заметила, как похудели его пальцы — новое увлечение, спортзал, молодость. Но в его глазах, которые когда-то были «бездной», теперь плавали лишь мелкие камешки цинизма.

— Спасибо за заботу, — начала я спокойно. — Но давай начистоту: ты не был отцом даже тогда, когда жил здесь. Ты не знаешь, что Ваня не ест клубнику из-за сыпи, а Маша боится темноты не из-за мультиков, а после твоего «шутливого» запирания в кладовке. Ты — гость в их жизни. А я — их дом. 

Он засмеялся, трогая свои волосы:  

— Ты просто обижена. Женщины после развода всегда…  

— Не смей, — мой голос перекрыл его. — Ты не имеешь права говорить о «женщинах». Ты даже не спросил, как они пережили пневмонию в прошлом месяце. Ты звонил три раза. Три. Зато твоя новая девушка уже выложила фото с тобой на Майорке. Поздравляю, ты снова свободен. Без детей, без обязанностей. Но знаешь что? — Я шагнула ближе. — Я не клеймо. Я — целый мир для двух людей, которые важнее всех твоих «кто-то». И если однажды мне захочется любви, я найду того, кто увидит в этом не обузу, а честь. 

Он ушёл, хлопнув дверью. В гостиной Маша и Ваня строили башню из кубиков, громко споря, какой этаж будет выше. 

— Мам, — Ваня обернулся, держа в руках фигурку супергероя. — Ты суперженщина. Правда?  

— Правда, — Маша кивнула серьёзно. — У тебя есть мы. 

Я села на пол рядом с ними, позволив смеху и слезам смешаться в лёгкий бриз, уносящий прошлое. Артём ошибался. Моя ценность не в том, чтобы быть «нужной» мужчине. Она — в каждом утре, когда они бегут ко мне с криками «обнимашки!», в ночных сказках, в смелости, которая растёт из моих объятий. И если однажды кто-то захочет разделить этот мир — хорошо. Если нет — он уже полон. До краёв.