– У тебя не может быть личных денег, – заявила свекровь, – в нашей семье все общее

Я готовила ужин, когда в кухню вошла свекровь. В руках она сжимала конверт с логотипом банка — мой конверт, который я прятала в ящике комода под стопкой белья. Ее пальцы сжимали бумагу так, будто хотели раздавить саму мысль о существовании этого письма.  

— Объясни, что это? — Она бросила конверт на стол.  

Внутри все сжалось, как тогда, в детстве, когда мама находила спрятанные под подушкой конфеты. Но я уже не девочка.  

— Выписка со счета, — ответила я ровно, поднимая глаза. — Личного.  

— В нашей семье все общее! Ты что, в секте какой-то? Или мужу не доверяешь?  

Я представила, как Андрей, услышав это, закатит глаза и уйдет в гараж. Он ненавидел ссоры. Мать воспитала его в убеждении, что «хорошие жены» растворяются в семейном котле без остатка. Но я варилась в другом бульоне.  

— Я доверяю мужу, — сказала я, наливая ей чай для успокоения. — Но я не обязана доверять вам.  

Инна Сергеевна вскочила, будто собиралась прочесть лекцию:  

— Тридцать лет мы с покойным свекром копили на квартиру, ни копейки не утаили! А ты... ты прячешься с этими бумажками!  

— Я не прячусь, — вздохнула я. — Я работаю шестнадцать часов в сутки: офис, дом, ваш огород. Эти деньги — оплата за ночные верстки, которые я беру, пока вы все спите. Мои бессонные часы. Вы не имеете права...  

Дом. Да, тесная хрущевка, где Андрей вырос. 

— Я плачу половину за коммуналку, — напомнила я. — И покупаю продукты. И...  

— И копишь на что? — Она перебила, тыча пальцем в выписку. — На побег?  

Я посмотрела на цифры в графе «Баланс». Сумма, за которую можно снять комнату. Или купить билет в другой город. Или оплатить курсы, о которых молчу два года, потому что «жена должна быть дома».  

— На свободу, — сказала я тише. — На то, чтобы однажды проснуться и выбрать: варить борщ или поехать на море, или купить книгу. Не спрашивая.  

Свекровь замерла. Кажется, она действительно слушала. Я продолжила:  

— Вы звоните Андрею, когда он на работе? Нет. Не лезете в его кошелек. Почему я должна отчитываться? Потому что я «ваша»? Я не вещь.  

Она медленно села, сгорбившись. 

— Мы раньше... — начала она и замолчала.  

Она потянулась за конвертом, но я накрыла его ладонью:  

— Это мое. Не ваше. Не его. Если хотите, зовите меня эгоисткой. Но завтра я переведу эти деньги на депозит. И буду копить дальше.  

Инна Сергеевна встала, поправила платок. У порога обернулась:  

— Ты... не бросишь Андрея?  

— Люблю вашего сына, — сказала я. — Но если он захочет уйти, мои сбережения не помешают. 

Она кивнула, и ушла, прикрыв аккуратно дверь.