В ответ на жалобы родителей учительница на собрании заявила, что не нанималась любить наших детей

Собрание началось как обычно: стойкий запах мела, приглушенное бормотание родителей и скрип старых стульев. Я сидела в третьем ряду, перебирая в голове вопросы о сыне. Артём второй месяц приходил мрачный из школы, а в дневнике множились замечания красной пастой: «Не старается», «Отвлекается». Я ждала, что учительница, Маргарита Сергеевна, объяснит, почему мой ребёнок — некогда любознательный и живой — теперь хлопает дверью и твердит: «Всё равно у меня не получится».

Первой поднялась мама Светы из первого ряда:  

— Вы задаёте столько домашки, что дети до полуночи сидят! Моя дочь плачет из-за ваших контрольных!  

Остальные закивали, и волна жалоб накрыла класс. Кто-то кричал о травле из-за плохих оценок, кто-то — о равнодушии к «творческим особенностям». Маргарита Сергеевна стояла у доски, прямая как флагшток, лишь пальцы слегка сжимали край стола. Когда родители выдохлись, она ответила:  

— Я не нанималась любить ваших детей.  

Затем продолжила ровно, без вызова:  

— Меня наняли учить. Давать знания, готовить к экзаменам, прививать дисциплину. Любовь — задача семьи.  

Кто-то ахнул, кто-то зашипел: «Как можно?!». Я же, к собственному удивлению, не ощутила возмущения. Её слова, жёсткие на поверхности, отозвались странным пониманием где-то внутри.  

Маргарита Сергеевна взяла стопку тетрадей.  

— В прошлом месяце я проверила 300 сочинений. Исправила каждую запятую, подписала комментарии. На прошлой неделе задержалась после уроков с тремя учениками, которые не поняли задание. В субботу вела факультатив для отстающих. Это — моя любовь.  

Она положила тетради обратно, и жестом, непривычно мягким, поправила брошь на пиджаке.  

— Но я не буду гладить по голове за невыученное правило. Не стану врать, что посредственность — это гениальность. Мир не сделает им скидку за «особенности».  

Родители зашумели вновь, но уже тише, с сомнением. Я же вспомнила, как неделю назад Артём, стиснув зубы, швырнул учебник по физике: «Мама, я тупой! У Маргариты Сергеевны все схватывают, а я нет!». Тогда я обняла его, уверенная, что проблема — в чёрством педагоге. 

Собрание закончилось. Родители кучковались, споря шепотом. Я подошла к учительнице, которая собирала бумаги в потрёпанный портфель.  

— Можно вопрос? — начала я. — Артём... Мой сын. Он считает, что вы его презираете.  

Маргарита Сергеевна взглянула на меня устало, но без упрёка:  

— Артём способный. Но он боится ошибаться. На прошлом тесте он зачеркнул правильный ответ, потому что сосед по парте усмехнулся. Я строга к нему, потому что знаю: он может на пятёрки. Но для этого ему придётся перестать бояться.  

Она замолчала, затем добавила тише:  

— Вы думаете, мне легко? Каждый день я вижу, как они съёживаются от двойки, как ненавидят меня за требования. Но если я сдамся, они вырастут, уверенные, что мир будет носиться с их талантами. А он не будет.  

Я представила Артёма через десять лет: мой мальчик, который сегодня плачет над задачами, завтра может стать инженером, врачом, учёным… Если научится бороться.  

— Спасибо, — сказала я. — Я поговорю с ним.  

Дома я застала Артёма за игрой в приставку. Он потупился, увидев меня:  

— Ты тоже ругаться будешь?  

— Нет, — я села рядом, отодвинув джойстик. — Расскажи, что не получается по физике?  

Он удивился, потом нехотя потянулся за тетрадью. Мы просидели два часа, разбирая задачи. Когда он наконец решил сложный пример, его смех прозвучал как победа.  

На следующий день Артём вернулся из школы и, бросая рюкзак, пробормотал:  

— Маргарита Сергеевна сегодня похвалила мою работу. Сказала: «Вижу, старался».  

В его голосе не было восторга, но была гордость. Та самую гордость, которую не заменят дежурные похвалы. Есть любовь-солнце, что греет. А есть любовь-ветер, что не даёт остановиться. И для роста нужны обе.