Я специально выбирала себе в мужья подкаблучника, но тогда еще не знала, чем это обернется
Все началось с моего отца. Он решал, во что маме одеваться, куда мне поступать, и даже сколько сахара класть в чай. Когда в восемнадцать я сбежала из дома, поклялась: мой муж будет другим. Мягким. Податливым. Таким, как Сергей.
Мы познакомились в студенческой столовой. Он стоял в очереди, пропуская вперед всех, кто «очень спешил». Я тогда подумала: идеальный. Не станет спорить, доказывать, командовать. Через полгода мы поженились.
Первые пять лет все шло по плану. Сергей соглашался на мой выбор квартиры, работы, даже цвета обоев. «Ты лучше знаешь», — говорил он, когда я спрашивала мнение. Я гордилась: вот он, мой идеал. Пока не заметила, что он вообще перестал говорить «нет».
Потом родилась дочь. Я составляла график кормлений, выбирала садик, записывала на развивающие курсы. Сергей молча выполнял. Однажды ночью, после трех часов укачивания Маши, я взорвалась:— Хоть что-то предложи! Может, она плачет из-за животика?
— Ты же говорила, все по книжке делать, — ответил он.
Тогда я впервые почувствовала усталость от его покорности.
К сорока годам я управляла всем: его повышением на работе («Договорилась с начальником»), его гардеробом («Костюм лучше синий»), даже его друзьями («С Петровым не общайся, нытик»). Сергей благодарил за заботу. А я... я начала ненавидеть его за эту благодарность.Перелом случился в марте, когда Маше исполнилось пятнадцать. Она пришла с синими волосами. Сергей, как обычно, ждал моего вердикта. Но вместо крика я вдруг спросила:
— А тебе нравится?
Он растерялся, заерзал на стуле:
— Ну... если ты разрешишь...
— Я не спрашиваю, что я разрешу! Спросил бы у дочери, почему она это сделала! Поговорил бы как отец!
Маша расплакалась, выбежала из кухни. Сергей сидел, будто я ударила его. В тот момент я поняла: я превратилась в отца. Только вместо кулаков — упреки, вместо запретов — манипуляции.На следующий день я нашла в шкафу коробку с его старыми фотографиями. Сергей в юности — с гитарой у костра, смеющийся, с взглядом, которого я не видела лет двадцать. На обороте надпись: «Поехали на Байкал?» Дата — за неделю до нашей свадьбы. Я тогда сказала, что это «безответственно».
— Почему ты не боролся? — спросила я его вечером, держа в руках снимок.
Он долго молчал, потом вздохнул:
— Боялся потерять тебя. Ты же... ты всегда точно знаешь, как правильно.
Той ночью я вспоминала, как год назад он хотел перейти в IT, а я высмеяла: «В твоем возрасте поздно». Как он перестал звонить сестре после моего «она тебя использует». Как постепенно исчезал, становясь тенью моих решений.
Утром я сделала то, чего не делала никогда — попросила помощи.
— Хочешь съездить на Байкал? — спросила, положив перед ним брошюру турагента.
Он посмотрел на меня, будто я говорила по-китайски.
— Я... может, сначала обсудим?— Нет. Решай сам.
Он поехал. Один. На две недели. Первые три дня я звонила каждые два часа: «Ты поел? Не заблудился?» На четвертый он сказал: «Оля, я взрослый». Голос звучал... твердо.
Когда он вернулся, сюрпризов не было. Ни татуировок, ни новых друзей-байкеров. Просто он начал иногда говорить «я хочу». Сначала о мелочах: «Давай купим красные шторы». Потом серьезнее: «Я записался на курсы программирования».
Сейчас мы живем странно. Я учусь молчать, когда он выбирает несъедобный сыр в магазине. Он учится спорить, когда я критикую его планы. Иногда мы срываемся: я ору «Ты же все испортишь!», он хлопает дверью. Но потом миримся.
Недавно Маша спросила:
— Вы разводитесь?
— Нет. Прощаемся с иллюзиями, — ответила я.
Самое страшное — осознать, что ты стала тем, кого боялась. Но еще страшнее — понять, что твоя «кукла» оказалась живым человеком. Теперь я молюсь, чтобы у Маши хватило ума не повторять моих ошибок. Хотя... вчера видела, как она командует парнем из своего класса. Говорила тем же тоном, что и я в ее возрасте.
Возможно, цикл не разорвать. Но я хотя бы попытаюсь. Начну с того, что сегодня вечером спрошу Сергея: «Чего ТЫ хочешь на ужин?» И не переспрошу, если он скажет «не знаю». Просто подожду.
Комментарии 5
Добавление комментария
Комментарии