«Мечтала о высоких отношениях, а получила любимого мужа-зэка, и рада этому»
Цветы моя подруга любила именно такие – белые, круглые как шары. Торжественные. Нежный запах хризантем рождал в душе обрывки воспоминаний. Особенно хороши хризантемы в ноябре, когда другие растения давно уже отцвели и осыпались. Недаром о них сложен романс: «Отцвели уж давно хризантемы в саду..» Автор стихов ка бы подчеркнул, что хорошее дескать в этом сезоне закончилось. Что даже эти последние белые осенние огоньки потухли, погибли. Все. Больше ждать в этом мире одинокой душе не-че-го!
Цветная свадебная фотография тринадцать на восемнадцать сантиметров запечатлела мою подружку Нину и ее молодого мужа именно с букетом ее любимых белых хризантем. Это фото долго грелдо душу. А потом исчезло. Вот просто растворилось - и все. Не помогло «перерывание» двух шифоньеров в доме, всех ящичков мебельной стенки. Фотка пропала. Грешить Нине было не на кого. Детей у нее не было, два года назад из дома ушла даже кошка.
В душе она признавалась себе, что картинка та была дорога вовсе не из-за изображенного на ней Володи. Молодого. Упитанного. С колхозными загаром и чапаевскими усами. То была молодость, все еще можно было исправить, изменить, вырваться из назначенной судьбой траектории. Но тогда об этом даже помыслить было невозможно.
…Он появился в ее жизни совсем не так, как мечталось в девичьих грезах. Приехал из далекого города Норильска близ Таймыра. Нине казалось: что Таймыр, что Марс – одинаково. Ее медучилище часто проводило «вечера знакомств» с парнями из вуза, в котором готовили будущих спецов для отдаленных зон – для работы с заключенными. Вуз престижный в глазах девчонок - форма, казармы и все такое. В общем, познакомились. Он пригласил ее на танец.
Через неделю прислал письмо6 обрисовал cебя, свои увлечения, и несмело намекнул, мол, Нина ему «очень понравилась». «Если ты не против, - писал ей едва знакомый паренек, - я позвоню тебе».
На поргое новый знакомый появился с огромным букетом белых шаровидных цветов, названия которых Нина еще не знала. «Поедешь со мной?» - преданно заглядывал ей в глаза. Приближалось окончание его вуза, вскоре начались государственные экзамены и у Нины. Но она не могла думать ни о ком, ни о чем, кроме Владимира. Часами не отходила от телефона (мобильных еще не было), в сердцах бросала трубку, если звонили отец или подруги.
- Не сходи с ума, - шипела мать Нины. – Чего ты там, на зоне, не видала? Знаем мы этих ментов… Мать с ужасом сообщала Нине, как подвыпивший ее кавалер хвастался, что в вузе их, курсантов, учили даже челюсть при надобности собаке вывихнуть. Мало ли какие ситуации, мол, в жизни могут случиться! Такой, мол, муж-живодер до добра не доведет! Она так и звала его в разговорах впоследствии: «Нинка, твой Володька-вырви-челюсть звонит!! Но чаще она просто клала трубку, не звала дочь к телефону. Простое и понятное было время! Не нужен человек – ты нажми на рычаг, и нет проблемы!
Обиженный Владимир плакал, вспоминая причину, из-за которой подался в «правоохранители». Муж его любимой сестры в далеком Норильске как-то напился и выбросил ее, беременную с балкона четвертого этажа. «Ненавижу алкоголиков, - сцепив зубы, признавался Нине парень. – Окончу учебу, поеду домой и засужу этого подонка по-новому! Ведь за убийство фактически двух людей ему дали всего семь лет! Нина жала плечами от страха и непонятности ситуации. Ведь семь лет для нее тогда были как почти половина ее жизни. Срок ужасно большой. Да и сестры у нее никогда не было, да весь ужас истории пугал ее безмерно. Ей простот хотелось зщамуж за этого парня, вдаваться в тонкости она не желала. Но вот мать ее пугала перспектива грядущей расправы над обидчиком Владимира, и вообще все казалось туманным и расплывчатым.
Но потом Владимир исчез. Перестал звонить. Нина металась, пыталась дозвониться, передавала записки через его друзей. Но все оказалось бесполезным. Ухажер Нинин как сквозь землю провалился. «Может, права мать? – в заполошной страсти и чувства накатывающей безнадежности и одинокости думала Нина. – Странный он какой-то, жестокий. Молчит так долго. А ведь понимает, что я успела привязаться к нему». И вдруг неожиданно крикнула: «Настоящий вырви-челюсть!» И Нина заплакала, вспомнила его рассказы про погибшую сестру, странное упорство в желании отомстить за нее.
А вскоре в доме появился Григорий, Гриша. Сын какой-тот давнишней материной подруги. На пороге комнаты Григорий стоял с букетом шаровидных белых хризантем.
Теперь нет даже этого. И фото нет. И детей. «Может, вы в детстве чем болели?» - жалостливо допытывался врач женской консультации. Нина смутно помнила, как в четыре года ей делали какие-то операции, как осложнилось все этот тяжелой пневмонией. Помнила замотанного отца, как тот ездил несколько раз в аэропорт. Его брат из Москвы посылал самолетом какие-то лекарства. «Передозировка», - помнила она с детства непонятное слово. Теперь-то Нине ясно, что пилюли те были гормональные. «Спасибо скажи, что вообще жива осталась!» - как-то в особенной злобе истерично выкрикнула мать.
Теперь спасибо говорить некому и на за что. И жить особо не хочется. Два года назад муж Гриша по пьянке подрался. Кто-то услужливо подсунул ему нож. На похороны погибшего в драке товарища Григория Нина собрала деньги по всей родней. «Превышение пределов самообороны,» - судья оказался неумолим.
И тут Нина и вовсе затосковала, бросилась по подругам, по родственникам. Но те лишь отмахнулись. «Зачем слушала мать?» Всю жизнь с нелюбимым мучилась и мужика мучила. Думаешь, Гриша не знал ничего? Надо было за того выходить, за мента». Где он, этот мент? Исчез бесследно!
Далекая зона, лес да лес. Металлические вышки, автоматчики да проволока колючая рядами. Решила Нина поговорить с мужем на прощание, по-честному, а потом расстаться да «мента» своего искать. Не могла она так больше.
«Куда идешь?» - грозный солдатик преградил путь оружием. Потом убежал за «начальником», а Нина села на зеленую дощатую скамейку и все вспоминала, вспоминала. Ведь и хорошего много было с Гришей! Любит он ее – точно. И мать-покойница припомнилась, и Владимир тот из Норильска.
- К кому вы, говорите? – голос у «начальника» - знакомый. Лицо – тоже. Володя! - Это вы?.. Ты?.. А кто у тебя? Сын?..
Слезы хлынули неудержимо. Солдатик непонимающе пялился на странную пару. «Нинка, - вдруг быстро заговорил «начальник». – Ты это… Зачем приехала? Нинка, а я ведь до сих пор. Тебе позвать Григория-то?» Он все говорили говорил невпопад. Из его путаницы она поняла, что Владимир так и не женился, детей нет. За сестру не отомстил: застрял вот тут навечно. Но самое главное – пропал он тогда не «вдруг».
- Мать твоя тогда сказала, мол, замуж выходишь, - припомнил с мучительной гримасой Владимир. – И букет показала. Я ведь глупый был. Горячий. Вот и хотел отомстить всем. А подучилось – что себе. Ты… хорошо живешь-то? Жила то есть, - он имел в виду семейную жизнь, которой сейчас, конечно, быть не могло. Какая семья, если муж на зоне? – А мужик твой ненормальный какой-то. Мы его не любим.
- Эх ты, вырви-челюсть! Каким был таким и остался! Зови Григория-то! Я сказать приехала, что разводиться с ним передумала.
Комментарии 2
Добавление комментария
Комментарии