«Неужели старший сынок сживает меня со света?..»

Так пожаловалась недавно 91-летняя Евгения Николаевна:

–  Он вынес из дома почти все ценные вещи, документы, медали моего брата-фронтовика. А недавно вот нотариуса привел… Что подписала - не знаю. Старушка заплакала. Но я не стала спешить  с выводами: старые люди часто забывают, что сами же и инициируют подобные операции, а потом спохватываются и начинают жаловаться. Или потом говорят, мол, оговорили родных «по ошибке», «сгоряча». 

Попробовала узнать про бабушку и ее «положение» у молодой соседки выше этажом – Марии.

- Боюсь, что нашей бабе Жене грозит что-то нехорошее, - тревожно ответила женщина. И поведала, что с соседями давно следят за ее судьбой. – Не было бы поздно, - предупредила Мария.

На следующий же день я отправилась к бабе Жене. Живет она в кирпичной пятиэтажке. Добротный дом, высокие потолки. Двери долго не открывали.

- У вас есть маска?..  - наконец тихо спрашивает  открывшая двери бабуля в розовой  футболке и спортивных рейтузах. - Хожу плохо, на улице не была больше года. Боюсь этой заразы, а прививки нет, а вдруг не выдержу прививку-то, помру.

Осмотрелась. В просторной квартике-двушке уютно, солнечно и чисто, в желтом серванте советского образца сверкают стеклянным  блеском шеренги «старинных» рюмок и фужеров. Диван, простой ковер, старый ламповый телевизор да стол, полочка с лекарствами.  Вот и вся нехитрая обстановка. В беседе со старушкой узнаю, что ее биография могла с успехом стать основой захватывающего сериала или героической саги о людях ее эпохи. Скоро бабе Жене исполнится 92 года. 

Родилась Женя Шушкова в 1930 году в центре Вологды в большой и дружной семье в двухэтажном доме в Заречье:

- Стала пятой у родителей, последыш, - вздыхает старушка.  – Старший брат Прохор, он с 1920 года, пропал без вести. Маме написали что, даже не успев получив солдатских медальонов, сослуживцы из части Прохора попали под бомбежку близ Тихвина на поезде, в Ленинград в 1941 году. И могилки его даже нет, хотя мама писала-писала, даже в Подольский военный архив запросы делала. Второй брат Григорий, он  с 1922 года,  с войны вернулся с медалями, сестра Людмила с 1925 года – после железнодорожного техникума ушла в армию. Работала на Урале токарем на военном заводе. Павла, а он был с 1927-го – взяли на войну, но до фронта не доехал, война окончилась.  Он потом говорил: «Моим ровесникам с последнего призыва не довелось повоевать». Но домой еще нескоро отпустили, в карельском поселке охранял зону. Мама моя Анна Авессаломовна родилась в 1893 году, была домохозяйкой. Шутка ли – пятеро ребятишек!.. Папа на фронт не годился, сказали, мол, «старый». Работал сапожником с патентом, на дому развернул мастерскую. Всегда в доме было четверо подростков-учеников. Шили сапоги, туфли, ботинки, ведь в то время в магазинах не было ни одежды, ни обуви. Наш дом был завален обувными колодками, заготовками из кожи, коробками с гвоздями. Запах кожи, как запах тяжелого каждодневного труда, до сих пор стоит у меня в памяти! Мать вынуждена была постоянно кормить ораву из 11 человек.

После четырех классов Женя пошла работать. А что? Тетради для школы в то время были дефицитом, как впрочем, и все, что нужно для жизни. Писали на чем попало металлическими перьями, вместо портфелей – холщовые мешочки. С собой носили стеклянные чернильницы. Однажды Женя нечаянно залила только что сшитую мамой сумку чернилами, и мама так плакала! «Ничего не бережешь, Женька! Не напасешься на тебя!» - расстроенно причитала пожилая женщина. И в августе 1941 года «по знакомству» устроила Женю рабочей в пункт обработки белья на улице Гончарной:

- В двух деревянных домах стирали солдатское белье, гимнастерки, а мы, девчонки,  ушивали дыры, латали это все после стирки на машинах. Папу направили на оборонный завод на Лодейном поле, больше мы его и не видели – умер от нагрузки, ведь было ему уже 48 лет, по тем временам - старик. 

В 1946 году бельевые мастерские закрылись, и Женю с подружками перевели в пошивочную мастерскую на улице Папанинцев, теперь там стоит бывший ресторан «Север». Двум 15-летним девчушкам мастер выдавал огромные мешки и железные сани, и по морозу через мост худенькие низкорослые девочки тащили тяжелые сани на овчинно-меховую фабрику. На фабрике из кучи мехового лоскута выбирали куски овчины побольше, и набивали ими мешки. Груженные мешками сани толкали обратно. Вручную кроили, сшивали обметочным швом лоскуты, шили рукавицы. Через год Женю перевели на швейную фабрику на улице Мира в бригаду знаменитой Людмилы Галаниной. Поставили сразу на операции военного заказа, шили штаны, телогрейки, ватники. Увидев смышленую и ловкую девушку, Галанина сказала: «Решила поставить тебя в резерв». Это значило, что Жене доверили самые сложные и кропотливые операции. Пайку хлеба сразу повысили с 250 граммов до 400, добавили зарплату, и стали двигать по «карьерной лестнице». В 1953 году назначили мастером, пошел гражданский заказ – брюки, пиджаки, болоньевые курточки, пальто. Потом – снова «оборонка», куртки для танкистов, покороче - «летчицкие». Бригада выросла с 15 до 50 человек. Стала Евгения передовиком производства, грамот столько, что стены можно оклеивать. Трудовая книжка исписана благодарностями.

…На «танцах» под гармошку в Заречном парке (во дворе бывшего Дома культуры на Набережной 6-й армии) летом 1956 года познакомилась с будущим мужем Иваном, он работал на заводе ВПВРЗ. Свадьбу сыграли в 1957-м, ее сестра Люда к тому времени уже вышла замуж, уехала в Грузию. Братья тоже разъехались, и Женя с мамой и мужем втроем остались жить в родном доме. 

 В январе 1959 года родился сынок – Олег, через пару лет младший – Валерик. А еще через несколько лет в доме случился пожар – вылившееся из керосинки топливо вспыхнуло. Лишь чудом спаслась семья Жени. Но документы, фото, утварь и мебель сгорели. С тех пор начались скитания по чужим углам, а их старый дом снесли. В 1970 году – новая беда. Сильно зашиб ногу глава семьи. Вовремя не оказали помощь, а потом уж поздно было – врачи развели руками, ногу ампутировали, и вскоре в 46 лет Иван умер. 

Осталась Евгения вдовой, надо было детей поднимать. Олег к тому времени неожиданно заболел туберкулезом. Сколько врачей и санаториев прошла Евгения с малышом! А потом была учеба в школе, мальчики добрые росли, учились неплохо, учителя их хвалили.

Старший - комсомолец, спортсмен, член добровольной народной дружины, пошел после школы на завод, как и отец. Отвечал на производстве за молодых. Но именно тогда вспомнила Евгения слова мужа: «Парням воли не давай, чтобы командовали тобой!» А что могла сделать со взрослыми мужиками? Не заметила, как изменился Олег. Что случилось? Он женился, у него два сынка, сначала жили с Евгенией, после свое жилье получили. Евгения постоянно помогала сыну. Младший сразу уехал в Москву  - учиться, в Вологду ездит редко, тоже своя семья и внуки уже.  

Пару лет назад Евгения оформила завещание, в нем - квартира сыновьям в равных долях, и вроде не были против. Но с некоторых пор сына как подменили – то медали унесет, то фотографии, то документы какие-то.

- Мне это не нравилось, - жалуется старушка. – А месяц назад привел домой юристку. Сунул мне что-то подписать, торопил, я не вникла. А ушли, прочитала и похолодела: ведь я своими руками подписала доверенность на то, что согласна подарить сыну и его детям всю квартиру целиком долями по одной второй. Старушка снова заплакала и уже долго не могла успокоиться.

- Все это неправда, - твердо ответил мне по телефону Олег. - Никто маму не обирал, отдала квартиру сама. 

- Мой брат не имеет совести,  - не согласен младший брат Валерий, более сорока лет живущий вдали от родных. Мне от мамы ничего надо, вижу: она опасности, может остаться без жилья. Надо принимать меня, но я же не в Вологде. Позвоню участковому.

А пока старушка целыми днями смотрит в окно: тихо падает снег, зима  в этом году очень снежная. «Неужели я учила плохому моих сынков? Ведь последним делилась. А теперь кроме соцработника и поговорить не с кем. Спасибо ей...»  

Тамара Аникина