«Похоронив двух мужей, надеюсь на новое счастье с третьим»

Таких как я в народе называют «черными вдовами». Но я ничуть не комплексую, ведь это все – неправда и не про меня. 

…Ночью ударил мороз, и желтое великолепие деревьев упало на землю разом. Будто кто-то за ночь острой бритвой прошелся сразу по всем черенкам ярких листьев. Они лежат сплошным ковром, и это так непривычно! Еще необычнее ощущение создалось, когда я подошла к кленовому ковру. От него шел свет! «Странно, - подумала я. – Ведь листья уже неживые. Откуда свет?..»  

Странная картинка вдруг четко напомнила мне себя. Я давно себе не кажусь живой. Желания, мысли, какое-то движение – все это давно замерло внутри, и трепета душевного не ощущается. 

Я собираюсь замуж. В третий раз. Первый и второй мои мужья умерли. Один сам, второй – добровольно. Произошло со вторым это ночью, но пока обнаружили тело, вызывали милицию и «скорую», потом искали автомобиль спецперевозки, он а так и лежал на виду у всего двора. Мне с моего восьмого этажа все было прекрасно видно, но сил спуститься и рыдать возле него на потеху публике не было. Смотрела на своего умершего мужа сквозь стеклянную завесу слез. В тот день я умерла во второй раз.  

Первый был не легче. Антон был старше на семнадцать лет, и долгое время мы не расписывались. Мне хотелось детей, но каждый раз муж посылал меня «к врачу». От первых браков у него накопилось трое детей, и он вспоминал об этом с ужасом. Пеленки, расходы, неумытая жена и вечный непокой. Жизнь с его предыдущими женами проходила в домах без удобств, впрочем, как и наша. Поэтому дети им исключались из нашей общей «жизненной повестки» навсегда.    

А сам он был романтик, созерцатель. Писал стихи, сочинял песни. Никогда не работал. Все дни мудрил что-то с гитарами в нашем неприбранном доме. Их были десятки, и в те моменты муж уверял всех вокруг что он – «великий гений», не понятый и не оцененный окружающими. Что он в состоянии зарабатывать миллионы. Правда, в лучшем случае он имел от «гениального» творчества пару бутылок дешевого вина. Антон был алкоголик, а я – верная прислуга, охранница, наперсница… Вечерами я мыла полы в Доме культуры, иногда составляла компанию мужу за граненым стаканом. Во время нередких запоев берегла его сон как преданная собака, бегала в ларек за опохмелкой. Однажды в очередной раз женский врач сказала: «Детей у вас больше не будет. Живите спокойно». Я заплакала. Но, придя домой в привычный неуют, поняла:  куда бы я с ребенком в этакий завал?..

- Светлая ты моя!  - в минуты просветления прозревал мой «гений», и я была счастлива. Я любила его.

Но однажды нашла его сидящим на грядке в нашем заброшенном огороде. Антон скреб голыми руками застылую октябрьскую землю и плакал: «Не ходи домой! Там Змей-Горыныч о четырех головах!» Волосы его слиплись в длинные сосульки, взгляд скользил мимо меня. Впервые я осознала, на какое чудовище потратила пятнадцать лучших лет молодости.

Наутро  Антон умер от белой горячки. Последнее, что сказал перед смертью, мол, я была единственным светлым пятном в его никчемной жизни. 
Андрей пришел ко мне через год. Уверил, что воевал в Чечне, поэтому хромает. Я полюбила его от всей души за романтический образ, за красоту,  да мало ли за что потянется одна одинокая душа к другой! Это уже потом, позже его мать призналась, что все родные отступились от Андрюши. После десятка лет мотания по наркологиям и психушкам поняли, что его порочная страсть сильнее его и всей родни. Она же припомнила, как рожала Андрея в далеком леспромхозе с пьяными акушерками. И теперь у него парализованная правая нога.

А пока целых пять лет я потратила на пробивание в газеты и радио его талантливых стихов и песен. Видимо, на тот период «самодельная» поэзия стала моей неотступной планидой! Он даже успел создать музыкальную группу. Пару раз о нем написала молодежная газета. 

Но запои все учащались, между ними он мечтал о ребенке, говорил, мол, с появлением малыша «все переменится». Но я-то знала, что где-то в далеком горнорудном городке в Сибири живет его сын-инвалид с парализованной ногой. Сама родить уже не могла, а из детского дома взять малыша мне не позволила бы его учетная карта в наркодиспансере. Хотя, если честно, чужого ребенка я полюбить бы, наверное, не смогла. 

Денег нам постоянно не хватало, работать Андрей из-за инвалидности не мог. А пенсии его хватало на полтора дня. Однажды он продал соседскому цыгану наш (то есть, конечно, мой) холодильник. 

Потом он стал очень мрачным, часто говорил о смерти. Однажды все же решился на лечение от «этого». Ушел, и все. Когда его нашли во дворе уже не живым, в кармане обнаружили направление на стационарное лечение в отделение алкогольных психозов. По диагонали измятого бланка стояло: «Отказать». И подпись врача. Что там ему сказал врач – уже неведомо. Я выяснять не стала. 

Видимо, Андрей, получив жесткий «отлуп», изуверился в последней надежде уйти от своего порока.  В отчаянии решился на страшный шаг. Записки прощальной не оставил, но соседи слышали, что он говорил кому-то: «Свет увидел только с ней». Ну какая же я черная вдова? Я – белая.   

Мой новый знакомый моложе на пятнадцать лет. Он очень хорошенький, милый и тихий такой. Может,  с ним я наконец найду счастье, свет и радость? В детстве Геннадий слетел с лошади и в результате контузии иногда «выпадает» из нашего мира. «Летает» и видит прекрасные вещи. Потом он быстро-быстро рисует все, что видел, на холсте. Получается жутковато, и пока ни одной картины он не продал.  Но холст, кисти и краски с грунтовками нынче очень дороги, и я взяла еще два участка для дворничанья.  

Мне скоро пятьдесят лет, пора и о пенсии подумать. Вздыхаю, гляжу на светлое кленовое великолепие. Замахиваюсь на все это богатство безжалостной метелкой…